За последнее десятилетие, несмотря на все экономические потрясения, страховой рынок России вырос вдвое — с 905 млрд руб. в 2013 году до 1,8 трлн в 2022 году. Заместитель председателя Банка России Филипп Габуния, курирующий в том числе работу страхового рынка, рассказал «Ведомостям», какими он видит задачи регулятора в этой отрасли, где ЦБ «пережимает» требования, стоит ли государству отпустить тарифы ОСАГО, а также каковы перспективы инвестиционных страховок.
— Какие направления в страховании сейчас для ЦБ ключевые? Какие задачи прежде всего вы сейчас решаете?
— Наша базовая задача, как и прежде, заключается в поддержании финансовой устойчивости страховых компаний, чтобы они выдерживали возможную турбулентность на финансовом рынке, могли платить по всем страховкам, которые у них покупают.
Сейчас нам нужно внимательно изучить возможности изменения регулирования, чтобы страховые компании смогли участвовать в трансформации экономики. Недавно это было сделано в отношении банков (риск-чувствительный подход к кредитованию проектов, нацеленных на трансформацию экономики. — «Ведомости»). В страховании мы будем внедрять аналогичные подходы, учитывающие специфику рынка.
На повестке дня остается тема защиты интересов потребителей. Это не только работа с жалобами. Надо разобраться с вопросами потребительской ценности добровольных видов страхования, чтобы полисы не оказывались в некоторых случаях пустыми. Такую страховку часто навязывают комплементарно, например вместе с банковским продуктом. Человек берет кредит, а ему предлагают купить еще и полис, который страхует от очень-очень редкого события, например возможности выпасть из летательного аппарата. Такие продукты недопустимы: если ты продаешь страховку, то она должна защищать от реальных рисков.
— Есть ли у ЦБ возможность изменить эту ситуацию?
— Это очень деликатный момент. По факту мы не должны вмешиваться в страховой продукт. Мы реагируем только тогда, когда наблюдаем вопиющие случаи с крайне низкими выплатами: когда объемы получаемых премий огромные, а выплаты составляют 1%. Чаще всего это касается продуктов, которые связаны со страхованием жизни или имущества при выдаче кредитов. Сейчас определенные правила продажи страховок действуют для ипотеки и потребительских кредитов, аналогичный подход мы хотим применить к страхованию банковских карт. Мы выявили нехорошую практику, когда полис покрывает меньше, чем банк должен по закону и так компенсировать. Чтобы не допустить таких ситуаций, мы подготовили проект нормативного акта и обсудили его с рынком.
Еще одно важное направление — это, конечно же, регулирование ОСАГО. К нему очень много вопросов, в том числе отвечает ли страховая защита по полису сегодняшним реалиям или нет, особенно на фоне ситуации с запчастями и сроками ремонта.
Что касается перспектив, то это развитие страхования, которое будет работать как инвестиция, — прежде всего страхование жизни. Здесь мы пытаемся, с одной стороны, создать условия, чтобы страховщикам было интересно его предлагать, а с другой — чтобы ожидания потребителей соответствовали содержанию продукта. А не так, как было при продаже ИСЖ, когда полис преподносился как выгодный продукт, а на выходе доходность не оправдывала ожиданий.
— Вы будете менять подходы к регулированию страховщиков, чтобы они участвовали в трансформации экономики? Через какие механизмы?
— Здесь речь идет о возможности высвобождения капитала, даже не связанного напрямую с трансформацией. Мы хотим перейти к более точному измерению страхового риска и риска досрочного расторжения и изменения договоров. Сейчас у нас есть ощущение, что мы пережимаем требования к капиталу в этой части — ко всем компаниям применяются единые стресс-факторы вне зависимости от видов страхования, которыми занимается страховщик, и его условий. При этом для корпоративного страхования и ритейла уровень риска может существенно отличаться. Требования можно сбалансировать через более точную оценку рисков в зависимости от видов страхования.
Также мы хотим позволить страховщикам более свободно инвестировать собственные средства, если у компании есть определенный запас, и изменить подход к оценке ряда активов. Сейчас страховщики полностью обнуляют неторгующийся актив, например акции непубличных компаний (положение Банка России от 16.11.2021 № 781-П «О требованиях к финансовой устойчивости и платежеспособности страховщиков» устанавливает, что стоимость неторгуемых акций не учитывается при расчете капитала. — «Ведомости»). Однако, даже если акции не торгуются, но это предприятие из реального сектора, которое действительно имеет обороты и доход, можно позволить в определенной степени учитывать такие активы. Это даст возможность страховщикам инвестировать. Революции здесь никакой не будет — страховая компания создана для того, чтобы оказывать страховые услуги, но она может выступать как портфельный инвестор.
— Активнее участвовать в IPO?
— В этом смысле нет ограничений. Но многое зависит от того, чем занимается сама страховая компания. Если у нее большой портфель долгосрочных инвестиций, прежде всего страхования жизни, она может вкладывать в IPO. Если это компания, которая занимается преимущественно моторными видами страхования, т. е. у нее очень большой и быстрый оборот ликвидности, то нужно рассматривать иные варианты вложения средств. Есть еще большой пласт компаний, которые не выходят на биржу. Инвестиции в ценные бумаги таких компаний могут быть очень доходными. И страховщики как профессиональные инвесторы могут вкладывать в них свои средства. Но есть опасения наращивания доли таких инвестиций. Все-таки мы понимаем, что в них меньше прозрачности по сравнению с инвестициями в торгуемые активы. Поэтому к вопросу инвестирования нужно подходить взвешенно.
— Уже давно идут разговоры про повышение максимальной суммы возмещения по ОСАГО с 500 000 до 2 млн руб. в случае причинения ущерба здоровью и жизни. Последний раз Минфин выходил с такой инициативой в конце 2021 г. Почему так долго не могут ее согласовать? Какая у вас позиция на этот счет?
— Мое мнение — мы неизбежно должны к этому идти. Очень странно, когда в случае с выплатами по ОСАГО жизнь человеческая стоит дешевле, чем при обязательном страховании ответственности перевозчика (сейчас лимит страхования перевозчиков составляет 2 млн руб.). Это нелогично и, я бы сказал, неэтично. Но в чем проблема? Потребителю придется заплатить за большую защищенность. И в 2021 г. мы примерно понимали, какие для этого потребуются тарифные решения. Но в прошлом году на фоне дефицита и проблем с поставками резко взлетела стоимость запчастей. Повысились риски убыточности, что в итоге спровоцировало повышение цен ОСАГО. Чтобы сохранить возможность дифференцировать стоимость полиса в зависимости от рисков страхователей, мы расширили тарифный коридор. Полагаем, что в ближайшее время сможем понять, какой запас прочности есть у тарифа ОСАГО, чтобы оценить возможности повышения лимита выплат.
— А что будет с тарифным коридором дальше?
— Мы считаем, что в нынешних условиях какое-то очередное движение по тарифному коридору будет нежелательным и преждевременным.
— В какой-либо перспективе возможно, что государство отпустит регулирование тарифов ОСАГО в России?
— Теоретизировать можно сколько угодно, но в среднесрочной перспективе этот вопрос у нас не стоит. Мы должны все-таки держать некий потолок, чтобы не допустить бесконтрольного роста цены ОСАГО. Пока, на наш взгляд, система сбалансированна. Мы получили хороший эффект от введения и последующего расширения тарифного коридора: страховщики сейчас жестко конкурируют за хорошего клиента. Расширение тарифного коридора до 2022 г. практически не приводило к росту средней стоимости полиса. После расширения коридора в январе 2019 г. на 20% средняя стоимость полиса за 2019-2020 гг. даже снизилась на 2,95%. А после расширения коридора в сентябре 2020 г. на 10% рост средней премии к моменту следующего пересмотра тарифа составил всего 0,87%.
В прошлом году картина изменилась, когда рынок столкнулся с резким подорожанием запчастей — в среднем на 30%, а по некоторым позициям в несколько раз. В этих условиях расширение тарифного коридора (для легковых автомобилей граждан — сначала на 10% в январе, а затем еще на 26% в сентябре) исключило необходимость существенно повышать цену полиса сразу для всех страхователей. Страховщики ненамного увеличили стоимость полиса для аккуратных и опытных водителей — кстати, таких большинство, — а значительно повысили цену полиса только для водителей с высокими рисками. За счет этого стоимость полиса за 2022 г. даже в условиях резкого роста цен на запчасти в среднем возросла для всех страхователей не более чем на 20%. Система, при которой раньше 80% добросовестных водителей платили за 20% лихачей, была несправедливой. С моей точки зрения, реформа себя оправдала.
— Если говорить про развитие ОСАГО в текущих условиях — ЦБ не против того, чтобы использовать б/у запчасти при ремонте?
— В теории если б/у запчасть хорошая, то почему нет? Но надо внимательно смотреть, что хочет потребитель. Если он ездит на машине 5-7 лет, готов ли он платить лишние деньги за ОСАГО, для того чтобы в случае ремонта получить обязательно новую запчасть? Проблема в том, что сейчас законодательство не разграничивает хорошую б/у запчасть от плохой. У нас в стране мы не нашли каких-то аналогов сертификации таких запчастей. Я предполагаю, что возраст крыла автомобиля не очень сильно влияет на безопасность. Но если мы говорим о ходовых запчастях, то нельзя жертвовать безопасностью в угоду стоимости полиса.
— Совсем недавно заработала система удаленного урегулирования по ОСАГО. Как вы оцениваете готовность этой системы? Будет ли она востребована?
— Очевидно, будет востребована. Там будет некоторый переходный период для страховых компаний, который позволит настроить свои сервисы. Мы видим, что клиенты меняются, многие предпочитают онлайн-услуги, а не «бумажные». Компании уже имеют собственные сервисы для дистанционного урегулирования в других видах автострахования, и они начинают пользоваться популярностью все больше и больше. Поэтому мы верим, что спрос будет только нарастать.
Есть у рынка опасения, что появятся недобросовестные практики, когда начнут имитировать аварии, чтобы заработать. Мне кажется, что такие страхи несколько преувеличены. Мы активно работаем с профильными ведомствами и региональными властями, чтобы обеспечить страховщикам доступ к системам видеофиксации. Он необходим для того, чтобы посмотреть, было ДТП на самом деле или нет. Это важно не только для защиты от мошенников. Как показывает практика в некоторых регионах, урегулирование происходит в таком случае гораздо быстрее. Потребителю удобно: он отправил информацию, страховая проверила достоверность по видео и произвела выплаты. Срок урегулирования становится короче, а сама услуга — лучше.
— Захотят ли на это пойти сами субъекты? Ведь сейчас непросто получить запись с городских камер по желанию страховщика.
— Сейчас этот вопрос решается на уровне местного законодательства. Мы знаем, что власти нескольких регионов, включая Татарстан и Приморский край, на это пошли и получили очень хороший эффект. Открыть страховщикам полный доступ ко всем камерам, наверное, тоже неправильно. Тем не менее вне зависимости от того, как будет решен вопрос с камерами, запуск удаленного урегулирования в ОСАГО — верное направление.
— Страховщики активно этому содействуют? Они-то сами в этом заинтересованы?
— По-разному, все зависит от конкретной компании и предпочтений ее клиентов. Есть клиенты, которым важно живое общение, они не доверяют гаджетам. Если в клиентской базе страховщика таких большинство, то компания будет продолжать оказывать услуги в офисах. Кому-то, напротив, выгоднее оказывать услуги онлайн. Позиции разные, но законодательство принято, поэтому будем по нему работать.
— Вы уже затронули тему долгосрочных инвестиций, которые может обеспечить и полис страхования жизни. У нас все никак не появится долевое страхование жизни (ДСЖ). Насколько я знаю, управляющие компании переживают, что крупные страховщики будут регистрировать свои УК специально для продаж ДСЖ, тогда как самим УК таких привилегий не предоставят.
— Законопроект принят в первом чтении. Мы очень долго спорили со страховщиками по поводу того, как это должно выглядеть. И что касается переживаний управляющих, то, с моей точки зрения, это выглядит довольно странно. Когда появилось ИСЖ, управляющие в один голос заявляли, что по смыслу это их продукт, но со страховщиками они конкурировать не могут из-за непосильных комиссий посредникам — банкам. С ДСЖ мы сделали одинаковые конкурентные условия — теперь отрасль говорит: «Не надо». Но задача, которую мы решали, была не совмещение лицензий, для того чтобы страховые компании могли стать управляющими компаниями в чистом виде. Замысел был в том, чтобы инвестиционную составляющую продукта сделать прозрачной, чистой и хорошо регулируемой. Законодательство о коллективных инвестициях в части паевых инвестиционных фондов очень хорошее, с большой судебной практикой.
Прямой конкуренции я здесь не вижу. Кому нужно просто вложить деньги, тот выберет ПИФ. А кому-то нужен более сложный продукт, который позволит, например, скопить сыну на университет, жизнь свою застраховать, учитывая при этом присущие данному продукту юридические особенности. ДСЖ предусматривает исключение активов из наследственной массы в пользу назначенных выгодоприобретателей.
— Какие у вас оценки перспектив этого вида страхования, когда оно появится?
— ДСЖ — более прозрачный продукт по сравнению с ИСЖ. Ведь сам по себе полис ИСЖ неплохой. Вопрос в том, как это реализовано. Как была организована экономика ИСЖ? Банк получал комиссию за продажу такого страхового продукта в размере 10% от взноса клиента. Клиент был уверен, что у него из 100 руб. 20%, или 20 руб., пойдет на инвестиции. В реальности получалось иначе: 10 руб. уходило продавцу (банку) и только 20% от 90 руб. направлялось на инвестиции. Один из минусов ИСЖ заключается в том, что сам продавец менее заинтересован в долгосрочных отношениях с клиентом. Он продал полис на пять лет и забыл об этом. А ДСЖ ориентировано на регулярный взнос клиента. Причем клиент понимает, куда инвестируются его средства.
— А что касается быстро растущего накопительного страхования жизни (НСЖ) — нет ли риска, что оно в конечном итоге приобретет такую же репутацию, как ИСЖ?
— Наши требования к раскрытию информации относятся к продажам ИСЖ и НСЖ. Это обязанность раскрывать историческую доходность по прошлым полисам, это период охлаждения сроком 30 дней или до третьего взноса при внесении платежей в рассрочку и т. д. Но страховщик может этого не делать, если сумма страховки от 1,5 млн руб. Мы видели, что основной объем плохих практик был связан с продуктами до 400 000 руб. Полагаем, что все-таки среднестатистическому потребителю банка сложно навязать страховку на 1,5 млн руб. и выше. Это будут тогда вопиющие случаи. Поэтому, нам кажется, что историю с мисселингом (намеренное введение клиента в заблуждение с целью продать один продукт под видом другого. — «Ведомости») мы закрыли, но внимательно следим за тем, что происходит на рынке. Сегодня такие продукты продавать нельзя.
— Вы можете рассказать о доходности ИСЖ, которую показали полисы, закончившиеся в 2022 г.?
— Как вы знаете, в 2022 г. из-за санкций были заморожены платежи по иностранным активам, в которые вкладывались средства ИСЖ. Поэтому по договорам, предусматривающим принятие клиентами на себя таких рисков, не был выплачен дополнительный инвестиционный доход. В результате по 2022 г. средняя доходность завершившихся полисов ИСЖ составила менее 2% годовых. Считаем, что практика перекладывания на плечи клиента инфраструктурных рисков недопустима. Именно страховщик, как профессиональный участник рынка, должен нести ответственность за такие риски. Мы разработали проект нормативного акта, который защищает потребителей от нарушений в структуре инвестиционного рынка, вызванных, в частности, недружественными действиями отдельных зарубежных стран и компаний.
Екатерина Литова, Ведомости
107865+7 (800) 300-30-00
