Банковский надзор в коронавирусную эпоху столкнулся с вызовом, аналогов которого еще не встречалось: в условиях массовой изоляции и спада экономики ЦБ должен был внимательно (и в какой-то период удаленно) следить за финансовой устойчивостью подопечных и в кратчайшие сроки вырабатывать меры поддержки. О том, как финансовая система вышла из кризиса, самочувствии банков с базовой лицензией и планах в области надзора рассказала в интервью «Интерфаксу» зампред ЦБ РФ Ольга Полякова.
— Прошло несколько лет с тех пор, как ЦБ разделил банки на системно значимые, универсальные и базовые. Существует мнение, что банки с базовой лицензией оказались неспособны выстроить жизнеспособную бизнес-модель с учетом ограниченных возможностей. Согласны ли вы с этим выводом?
— Сегодня наш банковский сектор составляют кредитные организации, достаточно разные по масштабам и задачам. Есть крупные банки, с большим капиталом и возможностями вкладываться в технологии. И есть небольшие кредитные организации, они не могут на равных конкурировать с большими высокотехнологичными банками.
Мы понимали, что нужно создать условия работы на рынке для всех участников, вне зависимости от их масштабов, поэтому перешли на пропорциональное регулирование — облегчили его для небольших банков, взамен ограничив их в проведении высокорискованных операций. Банки с базовой лицензией, обладающие капиталом от 300 млн рублей, сегодня не формируют отчетность по МСФО, не предоставляют данные в соответствии с внутренними процедурами оценки достаточности капитала (ВПОДК). Расчет был на то, что постепенно эти банки смогут адаптироваться к новым правилам, продолжат кредитовать малый и средний бизнес соответственно запасу капитала, сохранив возможности проведения расчетных операций, некоторых операций с ценными бумагами.
Отмечу, что результат несколько отличается от наших ожиданий. Практика показала, что, к сожалению, более трети таких банков до сих пор не определились с бизнес-моделью. Возможно, свою роль сыграл тот факт, что эта реформа произошла незадолго до пандемии (банки с базовой лицензией начали работать как институты с конца 2018 — начала 2019 года), которая осложнила ситуацию и условия для развития.
К сожалению, мы видим, что многие из небольших банков принимают пассивную бизнес-модель. Мы называем их «спящие банки», потому что они не работают как финансовые посредники и не кредитуют. В целом у банков с базовой лицензией среднегодовой прирост портфеля составляет менее 1%, несмотря на большой запас капитала — у отдельных банков уровень достаточности капитала может доходить до 40%. Свою ликвидность такие банки вкладывают либо в депозиты в Центральном банке, либо в ОФЗ. И слишком слабый аппетит к риску негативно отражается на их общей эффективности и прибыльности.
Нам как надзору важно понимать стратегию таких банков, их будущее. Банк может продолжать «спать», а потом собственник, не увидев перспектив, может принять решение сдать лицензию и добровольно уйти с рынка, расплатившись со всеми вкладчиками и кредиторами. Это ответственная позиция, такие случаи есть и, как вы знаете, в 2020 году были аннулированы лицензии у девяти кредитных организаций, в 2021 году — у шести. Либо, наоборот, банк может пуститься во все тяжкие, совершать схемные или незаконные операции, что мы, к сожалению, тоже иногда наблюдаем, в результате мы вынуждены отзывать лицензию у таких банков.
При этом делать окончательный вывод о нежизнеспособности банков с базовой лицензией я бы не стала. Временной горизонт для вынесения вердикта явно недостаточен, тем более что многие банки с базовой лицензией еще продолжают искать свою нишу в текущих непростых обстоятельствах.
— Как вы относитесь к инициативе Ассоциации банков России, которая предлагала включить такие банки в систему мер поддержки МСП? И предоставить им соответствующий статус субъекта МСП? Насколько это простимулировало бы их?
— Мы считаем, что прежде чем принимать такое решение, вопрос нужно детально изучить, поскольку банк — это особый институт, который оперирует не своими деньгами, а средствами клиентов — вкладчиков и бизнеса, банк несет и особую ответственность за сохранность этих средств. Поэтому мы полагаем, что к возможности дать банкам с базовой лицензией в полном объеме права, которые законодательство предоставляются субъектам МСП, следует подходить осторожно.
Что касается возможности поддержки со стороны органов государственной власти, органов местного самоуправления, которую банки с базовой лицензией могли бы получить в качестве субъектов МСП, этот вопрос находится в компетенции правительства. В целом он остается открытым и находится на стадии обсуждения.
— ЦБ в 2021 году проводил анализ внутренних процедур оценки достаточности капитала банков (ВПОДК) банков. Что показали результаты?
— Мы завершили такой анализ, рассмотрели результаты банков, которые обязаны нам предоставлять эту информацию. Напомню, что на банки с базовой лицензией это требование не распространяется. Мы начинали свою работу по анализу ВПОДК с крупнейших банков, активы которых превышают 500 млрд рублей, а после отработки подходов и формирования понимания о том, как должна быть построена система управления рисками, распространили такую практику на все банки с универсальной лицензией.
ВПОДК дают банку возможность управлять достаточностью капитала, определяя риск-аппетит к различным видам активов, чтобы не заходить за красную черту, где находятся лимиты риска. Это помогает удерживать капитал на уровне, достаточном для нормального существования банка и расширения его потенциала кредитования.
И в целом хочу отметить, что уровень зрелости управления рисками в банковском секторе достаточно высок. Крупнейшие банки с каждым годом разрабатывают и внедряют более продвинутые подходы к оценке капитала под значимые риски. Расширяется перечень потенциально значимых видов рисков, все больше внимания уделяется кибер-риску, разрабатываются методы оценки новых видов рисков, в том числе ESG-рисков и рисков экосистемы.
Безусловно, бывают банки с проблемами и недостатками. Так, например, основными причинами «сомнительной» и «неудовлетворительной» оценки качества ВПОДК отдельных банков стало системное превышение установленных лимитов, нарушение обязательных нормативов, несоответствие системы управления рисками масштабам и характеру деятельности.
Если выявляются проблемы, мы имеем право по результатам оценки ВПОДК предъявить банку требования об установлении дополнительной надбавки капитала.
— Есть банки, к которым ЦБ дополнительные эти надбавки устанавливал по итогам анализа ВПОДК?
— Есть такие банки.
— Статистика банковского сектора в 2021 году свидетельствуют о том, что банки получат рекордную прибыль. Есть ли у ЦБ видение, как банки должны распределить эту прибыль? Будете какую-то коммуникацию проводить с банками на этот счет?
— Действительно, по итогам 2021 года прибыль должна составить около 2,5 трлн рублей. И запас капитала сейчас достаточно приличный — 6 трлн рублей, а среднее значение норматива достаточности превышает 12%. То есть банки накопили неплохой запас прочности.
При этом мы считаем, что если банки идут на выплату дивидендов, то они должны учитывать все факторы, среди них — способность абсорбировать убытки, которые могут образоваться в период кризиса, необходимость дальнейшего наращивания потенциала кредитования и достаточности запаса капитала.
И в случаях, когда, по нашей оценке, выплата дивидендов может оказать видимое негативное влияние на финансовую устойчивость кредитной организации, Банк России проводит консультации с собственниками и руководством банков, чтобы убедить их воздержаться от выплаты дивидендов.
При этом мы, конечно, понимаем, что собственники ожидают получения «справедливой» платы за риск в виде дивидендов. Иного отношения к таким вложениям быть не может, поскольку банковский сектор хотя и является особой формой деятельности, но это все-таки бизнес.
— У вас уже есть оцифрованный прогноз по прибыли на 2022 год?
— Нет. Что касается 2022 года, банки только сейчас составляют бизнес-планы, они определяются с тем, какие темпы роста будут в кредитном портфеле, какая будет маржинальность и так далее.
Но мы полагаем, что в условиях роста стоимости привлеченных средств клиентов и возвращения расходов на формирование резервов к обычному уровню в этом году прибыль банковского сектора может быть меньше, чем в 2021 году.
— Как часто ЦБ проводит анализ бизнес-планов банков, как потом действует, если выявляет какие-то слабые места?
— Мы анализируем не только бизнес-план, но и бизнес-модель банка. Бизнес-план — это информация, каким будет объем кредитного портфеля банка, какими темпами он будет расти, будет ли банк отдавать предпочтение росту розничного портфеля или корпоративного. Какую доходность ожидает банк от вложения в те или иные активы. Какую маржу он будет держать, с какой прибылью он планирует закончить год и так далее. Конечно, мы его обсуждаем в период, когда банки утверждают такие бизнес-планы, где-то в конце уходящего или в начале наступившего года. Потом в середине года мы возвращаемся к документу, чтобы оценить — какими темпами движется банк, опережает бизнес-план либо не успевает за теми показателями, которые ранее установил, а причины отклонений обсуждаем вместе. И дальше уже в конце года — начале следующего снова встречаемся. Таким образом, как минимум два раза в год мы обсуждаем с банком его бизнес-план.
Если же говорить о бизнес-модели, то она описывает жизнь банка: как банк строит свой бизнес, что именно он выбирает основным направлением деятельности. Анализ бизнес-моделей стал важной составной частью всего надзорного процесса. Благодаря этому мы можем обнаружить на ранней стадии риски, недостатки и уязвимости в деятельности банков.
Для нас это основа для диалога с банками. Важно, будет ли он универсальным, розничным или исключительно корпоративным банком, который не связан с требованиями к физическим лицам. Некоторые банки делают ставку исключительно на рыночные риски и имеют большие портфели ценных бумаг. Либо у банка нет никакой модели и перед нами «спящий банк». Важно распознать, является ли модель банка кэптивной или нет.
— Еще остались кэптивные банки?
— Да, и такие еще есть. В целом мы в работе с анализом бизнес-моделей создали определенную кластеризацию. Я назвала несколько типов, но на самом деле у нас их больше. Эта работа помогает оценивать успешность или неуспешность бизнеса банка, определять и быстро ставить диагноз, выявлять его проблемы как сегодня, так и в будущем.
Благодаря кластеризации мы, например, определили бизнес-модели, при проведении которых операционный доход не достаточен для того, чтобы покрыть административно — хозяйственные расходы банков. Еще одна группа показывает недостаток генерируемого дохода для формирования резервов в необходимом объеме.
В каждом кластере банки группируются по разным дополнительным признакам. И если мы выявляем в деятельности какого-либо банка существенную отличительную динамику, то проводим повторный нерегулярный анализ бизнес-модели банка. В отношении некоторых банков такой анализ проводится на постоянной основе.
— Есть еще такой термин — план восстановления финансовой устойчивости, который надзор в публичной плоскости в общем не часто использует. Можете рассказать, каждый ли банк должен иметь ПВФУ, насколько это действенный инструмент для решения банковских проблем?
— Это эффективный инструмент для кризисных ситуаций. Но он является действенным, если подход к его составлению не был формальным, а сам документ содержит вполне конкретные мероприятия и процедуры по восстановлению финансовой устойчивости в течение некоторого периода времени, включая поддержку со стороны собственника, пересмотр бизнес-стратегии банка. Мы этой работой занимаемся достаточно давно. Как вы знаете, Базель установил требование по составлению ПВФУ для системно значимых банков как обязательную норму. Банк России также вправе потребовать и от других банков предоставления такого плана, если видит в этом необходимость. Этот инструмент мы используем в исключительных случаях. Достаточно сказать, что по состоянию на начало 2021 года Банк России проводил соответствующую работу с 14 банками. При этом в настоящее время такое надзорное мероприятие не завершено всего в отношении одного банка.
Если ВПОДК, как мы уже говорили, способствуют тому, чтобы банк не приближался к «красным зонам», то ПВФУ — это список мероприятий на случай, если банк в «красную зону» все-таки попал.
Ранее в Банке России действовало письмо № 193-Т, затем вступил в действие нормативный акт Банка России, устанавливающий требования к содержанию ПВФУ. В конце 2021 года мы опубликовали подробные рекомендации для банков по составлению ПВФУ, где систематизировали наши знания и опыт работы с банками по составлению и оценке таких планов — на какие аспекты необходимо обращать внимание, вплоть до формата этого документа. Также был опубликован доклад с описанием подходов к составлению ПВФУ в разных странах.
ПВФУ начинает работать, когда складывается какая-то очень серьезная ситуация, как правило, связанная с внешними факторами. Например, как пандемия. Это ситуация, которую заранее предусмотреть невозможно, которая может развиваться по более негативному сценарию, чем ожидалось. Поэтому банки, особенно системно значимые, поскольку их устойчивость важна для стабильности банковского сектора, должны разработать свой план восстановления финансовой устойчивости. Документ должен предусматривать несколько вероятных стрессовых сценариев, как правило три.
— Какие события, к примеру, банк может заложить в сценарий?
— События должны сильно влиять на базовые факторы нашей экономики, такие как валютный курс или стоимость нефти. К примеру, если банк моделирует стрессовый сценарий на примере 2008 года и тем не менее сохраняет достаточность капитала и ликвидность, мы требуем придумать настолько жесткий идиосинкратический сценарий, когда он все-таки пробьет нормативы достаточности капитала, возникнут проблемы с ликвидностью, а банк сможет описать свои действия по выходу из такой ситуации. Фактически это расчет от обратного. Мы уже встречали в расчетах некоторых банков сценарии, когда к нарушению устойчивости могло привести только выполнение ряда абсолютно нереалистичных условий. Я надеюсь, что никогда не столкнемся с такими ситуациями на практике.
Проблемы преодолевает тот, кто хорошо подготовлен, и потому план восстановления финансовой устойчивости нужен. План должен быть четко расписан: мероприятия, скорость информирования руководства, быстрота принятия решений и так далее. Фактически это «план Б» или «план С» для банка, если его основной «план А» начал давать сбой.
Для системно значимых банков мы рассматриваем ПВФУ ежегодно, он выносится на Комитет банковского надзора, где его обсуждают, могут утвердить или отправить на доработку. Если надзор видит негативные тенденции в деятельности какого-либо банка, он может потребовать составить план восстановления финансовой устойчивости. Тогда план предоставляется в Банк России после утверждения советом директоров банка и должен содержать информацию о том, как банк будет восстанавливать свою устойчивость, наращивать достаточность капитала, менять структуру активов, снижать вложения в проблемные активы и так далее.
ПВФУ является, может быть, наиболее известной, но не единственной формой «плановых» мер в отношении банков. Надзорные подразделения не менее активно используют также иные формы, в том числе план участия, план финансового оздоровления, план по восстановлению величины собственных средств. По мере восстановления финансовой устойчивости банков мы принимаем решение о завершении таких планов.
— Почему не сделать ПВФУ обязательным и для крупных банков с универсальной лицензией, чтобы такой «план Б» и у них на полке лежал?
— Это хороший вопрос. Наверное, в перспективе можно распространить и на другие банки, а не только системно значимые. Надо подумать, я не исключаю, что этот вариант может стать обязательным для них в какой-то перспективе.
— В 2020 году вы говорили, что Банк России начал применять стресс-тестирование в надзорных целях. Что показало стресс-тестирование и как вы используете его результаты в надзорных целях? Есть ли у ЦБ планы расширить этот инструмент?
— Стресс-тестирование мы используем давно. Есть два метода — top-down и bottom-up. По итогам проведения стресс-тестирования по методу bottom-up (проводится банками с использованием внутренних данных и моделей по сценарию ЦБ — ИФ) мы выбираем ряд банков и определяем стрессовый сценарий вместе с нашими коллегами из департамента денежно-кредитной политики, отправляем его банкам, которые затем возвращаются к нам с результатами стресс-теста.
В 2020 году, чтобы снизить регуляторную нагрузку в условиях пандемии, мы отказались от проведения стресс-тестов bottom-up и проводили только наши внутренние стресс-тесты. Но в 2021 году стресс-тестирование bottom-up было возобновлено. Оно проводилось с 30 банками, это были системно значимые и еще ряд крупных банков, на которых в общей сложности приходится 82% активов сектора. По итогам работы мы не выявили серьезных проблем в финансовом положении этих банков в случае, если реализуются негативные сценарии развития экономики и финансового рынка.
В предыдущие годы мы эти результаты получали, обсуждали, потом мы начали применять их на практике в диалоге с банками. Получая от них ответы, мы с каждым банком обсуждаем результаты, в том числе понимание, как будет себя вести тот или иной кредитный портфель, каков будет уровень потерь в таком стрессе, насколько банк переоценивает или недооценивает доходность, маржинальность и т.д.
В целом я должна сказать, что результат очень неплохой. Скорее всего, постепенно наращивая в процессе компетенции и мастерство, будем думать о том, чтобы публиковать итоги стресс-тестирования в будущем. Возможно, начнем публикацию с 2022 года или через год.
— Как делает ФРС и еще ряд центральных банков?
— Все верно. Кто-то публикует, кто-то нет.
— Пока итоги стресс-тестирования вы используете в диалоге с банками?
— Да. Пока тот инструментарий, который у нас есть — возможность устанавливать дополнительную надбавку по результатам оценки ВПОДК, достаточен. Но по мере развития стресс-тестирования мы будем думать о расширении использования этого инструмента в надзорных целях.
Озвучивать конкретные детали этой работы, наверное, преждевременно. Скажу только, что смысл ее заключается в том, чтобы установить наличие у банков достаточного буфера капитала, который позволил бы им продолжать развитие в период стресса — кризисных событий.
— Какие основные проблемы ЦБ выявляет в банках в процессе надзора? Изменился ли характер этих проблем и рисков с учетом того, что банковский бизнес уходит в онлайн?
— Я бы сказала, что ситуация улучшилась. Пандемия стала серьезным тестом для банковского сектора. Вы видите, что массовых уходов с рынка, как это было после 2014-2015 годов, к счастью, нет. В том числе потому, что мы до этого провели серьезную работу по очищению банковского сектора от недобросовестных и слабых игроков. Культура управления рисками в банках повышается, и прозрачность банков тоже растет. Снижается доля банков, у которых был большой объем вложений в бизнес, связанный с собственниками.
Естественно, у банков есть и проблемные активы. Все предприятия — живые организмы, сегодня они успешно работают, а завтра что-то произошло, и кредит становится проблемным активом. Но это процесс естественный. Главное, чтобы доля проблемных кредитов не была слишком высокой, чтобы у банка был капитал, и его хватало для абсорбирования непредвиденных потерь.
Анализ показателей деятельности банков, ушедших с рынка, говорит о доминировании кредитного риска. Специфическим надо признать и риск сокрытия от рынка и регулятора реального качества активов и смысла проведения отдельных операций.
Также сейчас, к сожалению, мы видим не всегда удачные попытки поиска дополнительного источника дохода, когда отдельные банки начинают оказывать услуги различным компаниям по выводу средств через электронные платформы. Это проблема серьезная, она остро стоит. Уже был отозван ряд лицензий и у банков, и у небанковских кредитных организаций, которые, к сожалению, в такие операции были вовлечены.
— Вы имеете в виду банки, связанные с онлайн-казино?
— Да. Мы увидели существенное увеличение объема и количества нелегальных операций с онлайн-казино и букмекерами (так называемый «гэмблинг»), и это стало причиной отзыва Банком России в 2021 году лицензий у ряда кредитных организаций. Но это в основном некрупные банки, которые ищут источник дохода, но ищут не в тех местах.
— Как вы оцениваете состояние банков после выхода из регулятивных послаблений? Все ли банки справились с досозданием резервов? Были жалобы банков на то, что ЦБ продлил не все послабления, связанные с Украиной и санкциями...
— Мы не оставляем без внимания обращения банков. Я говорила, что у нас достаточно активный диалог с банками, а во время пандемии он стал еще более предметным. Вы помните, что мы быстро реагировали, принимали необходимые решения, выпускали информационные письма или рекомендации о том, как банки должны работать в период локдаунов. Мы достаточно быстро перестраивались, чтобы дать возможность и банкам, и, в первую очередь, их клиентам — как малым предприятиям, так и крупным — и физическим лицам пережить это сложное время. Мы приняли решение об ипотечных каникулах и каникулах по другим розничным кредитам; решение о том, чтобы банки, реструктурируя кредиты, могли не создавать по ним резервы и не признавали такую реструктуризацию как дефолтную, а наоборот, смотрели на нее как на возможность передышки клиенту, после которой возможно вернуться к нормальному режиму работы.
Не все банки использовали наши послабления, а те, кто применял их, — делали это по-разному. Кто-то в полном объеме, кто-то в большей или меньшей степени. Почему не использовали? Потому что у банков в принципе была нормальная достаточность капитала, и, выстраивая свой бизнес, они обращали внимание на уровень риска. Поэтому они смогли достаточно спокойно пережить сложный период, сохранить достаточность капитала, хотя всем пришлось перестраивать бизнес, уходить в большей степени в онлайн.
Мы не слышали жалоб на то, что мы рано отменили послабления. Если помните, мы их продлевали неоднократно, фактически они закончились уже в 2021 году. Но мы видим также, что кредитные организации вышли из регуляторных послаблений с разным уровнем финансовой устойчивости. Остаются и убыточные банки, в том числе фиксирующие убытки на протяжении длительного времени. С такими банками мы активно взаимодействуем, общаемся с их собственниками, чтобы те оказывали кредитной организации необходимую помощь. Однако в целом, наверное, проблемы у банков, если они существуют, в значительной степени вызваны необходимостью корректировать ранее существовавшую бизнес-модель или даже переходить на иную модель рыночного присутствия.
А что касается Украины, эта норма была введена в конце 2014 — начале 2015 годов, тоже продлевалась. И они истекли еще в 2020 году. Все справились.
— Я правильно понимаю, что ЦБ планирует продлить льготы по резервам санкционным компаниям?
— Да. На три года.
— ЦБ неоднократно отмечал, что в надзорном процессе переходит на датацентричный подход. Какие еще данные от банков вы бы хотели получать, чтобы оперативно принимать решения?
— Конечно, нам нужны актуальные данные, и мы хотим получать их в режиме «здесь и сейчас». Мы получаем отчетность с определенной регулярностью, но с лагом по времени от текущего момента. Есть отчетность, которая предоставляется нам в конце месяца, следующего за отчетным месяцем, или в конце квартала, следующего за отчетным кварталом. Можем мы в такой ситуации говорить об актуальности этих данных? Скорее нет. Время такое, что мы должны понимать ситуацию здесь и сейчас, в крайнем случае, через 1-2 дня.
Мы сказали о своем намерении постепенно двигаться в сторону датацентричного подхода. Я подчеркну — постепенно, потому что это процесс с двусторонним движением. С одной стороны, мы должны задать банкам стандарты формирования таких данных. С другой стороны, банки должны обеспечить качество данных. Мы понимаем, что банки жалуются, что мы запрашиваем много дополнительной информации. Но без этой работы и без движения навстречу друг другу мы не сможем идти дальше.
Что касается дополнительных данных, то, в первую очередь, Банку России требуется более подробная информация о резервах, сформированных в соответствии с требованиями по МСФО 9, поскольку они более риск-чувствительны. Анализ резервов по МСФО 9 позволяет точнее определить риски и, соответственно, перспективы изменения финансового положения банков. Поэтому Банк России уже подготовил новую форму отчетности, которая будет содержать основные показатели риска, используемые для расчетов резервов по МСФО 9, в разрезе ссуд юридических лиц. На 2023 год запланировано начало сбора этих данных от банков.
Необходимость получения актуальных данных особенно ярко показала пандемия, потому что мы должны были понимать, что происходит в моменте, а не только опираться на данные отчетности месячной давности. Поэтому хочу сказать спасибо банкам, они в пандемию согласились предоставлять нам свою управленческую отчетность или необходимые выдержки из нее. И мы не потеряли возможности следить за ситуацией, вовремя ее оценивать, как она могла меняться и так далее. Это и давало нам возможность принимать правильные и своевременные решения.
— Это была разовая акция во время пандемии?
— В основном — да. Правда, мы и сейчас периодически что-то запрашиваем, а банки не очень довольны, когда мы так поступаем. Но в целом работа по совершенствованию отчетности — не на один год.
— Как ЦБ относится к идее использования рейтингов для определения классификационной группы банка и уровня взносов в систему страхования вкладов?
— Различия в методологических подходах надзора и рейтинговых агентств будут сохраняться всегда. Надзор не публикует информацию о том, как мы классифицируем тот или иной банк по результатам оценки его финансового положения, надзорная информация не подлежит разглашению. Но для формирования надзорной оценки мы также учитываем и информацию о рейтингах банка, поскольку для нас важны все внешние источники информации, которые дают возможность получить дополнительную информацию о банке, о качестве его работы.
Если говорить об оценке экономического положения банков, мы планируем в 2022 году сделать комплексное обновление подходов к такой оценке. После того как мы проведем работу внутри Банка России, представим ее результаты банковскому сообществу для обсуждения.
— ЦБ в последнее время критикует банки за нелояльную политику в части ценообразования вкладов. Можете рассказать, что регулятор будет предлагать на законодательном уровне?
— Нам не нравится выборочный, дифференцированный подход банков, которые устанавливают процентную ставку в зависимости от того, принесет ли клиент «новые» деньги или нет. Вы не сможете переложить свои средства с ранее открытого вклада в банке на другой, с более высоким процентом, пока не принесете в банк новые деньги, например, забрав их из другого банка. Или в качестве условия для повышения ставки банк просит приобрести дополнительные услуги или инвестиционный продукт, который не очень понятен и не очень нужен, но интересующий продукт иначе не получить. Необходимо сделать более справедливым установление процентной ставки и дать возможность всем вкладчикам получать доходность на одинаковых условиях. Поэтому мы сейчас готовим изменения в закон «О банках и банковской деятельности» о том, чтобы банкам запретить использовать такие лазейки. Чтобы банки не смогли ранжировать клиента в зависимости от того, «новые» это деньги или «старые», от способа внесения средств во вклад, от приобретения дополнительных продуктов.
— В какой стадии идея вклада для населения с низкими доходами? Все же не очень понятно, кто будет субсидировать ставку выше рыночной по такому вкладу — сами банки или бюджет?
— Мы заявили о необходимости разработки такого вклада, это целевой продукт, и мы проводим обсуждение его возможных условий. Очевидно, что некоторые люди могут испытывать проблемы в силу трудных жизненных обстоятельств с обеспечением расходов на самое необходимое, но это не значит, что они не должны иметь возможности постепенно накапливать деньги на вкладе для преодоления своих проблем в будущем. И естественно, что такой вклад должен быть привлекательным.
Вклад для людей с низкими доходами будет ограничен 100 тысячами рублей, ставка по нему будет привязана к ключевой ставке, а человек может открыть только один такой вклад. Субсидирование — вопрос, который надо обсуждать. Если у банков высокая прибыль, и они могут направлять на дивиденды свыше 50% прибыли, почему мы должны субсидировать ставки? Надо сделать расчеты и оценить долю таких вкладов в системе, а также насколько эти расходы обременительны для банков. Ведь многие банки объявляют себя социально ответственными, идут на то, чтобы получать рейтинги ESG. Ну а мы с вами знаем, что вторая буква этой аббревиатуры обозначает social — социальный. Это и есть помощь банков тем людям, которые в ней нуждаются.
В качестве источника информации о людях с низкими доходами мы рассматриваем систему социального казначейства, над которой работает правительство, и мы надеемся, что она будет создана в перспективе, может быть, одного года.
Интерфакс, 12.01.2022
108603+7 (800) 300-30-00
