Банк России, повысивший ключевую ставку в этом году на 3,25 процентного пункта (п.п.), продолжает убеждать всех в жесткости своих дальнейших намерений: задача регулятора — вернуть инфляцию к цели, и он не свернет с этого пути. О диапазоне решений по ставке на декабрьском заседании совета директоров, о расхождениях с рынком в интерпретации данных, необходимости корректировки сигналов перед заседаниями по денежно-кредитной политике, оценке текущей ситуации с инфляцией и взглядах на будущую ее динамику в интервью «Интерфаксу» рассказал зампред ЦБ Алексей Заботкин.
— Октябрьское решение повысить ставку на 75 базисных пунктов, как ранее объяснил ЦБ, обусловлено не только динамикой инфляции, но, прежде всего, ситуацией с инфляционными ожиданиями и существенным пересмотром прогноза. По словам главы ЦБ, «мы не в зоне тонкой настройки». Значит ли это, что на ближайших заседаниях стандартный шаг в 25 пунктов мы не увидим? При каких условиях регулятор вновь вернется в область «тонкой настройки»?
— На декабрьском заседании совет директоров будет рассматривать широкой набор альтернатив, исходя из тех данных, которые к тому моменту поступят. Конечно, мы как всегда будем учитывать и ситуацию на финансовых рынках, где последние пару недель была несколько повышенная волатильность. О «тонкой настройке» можно будет с уверенностью говорить, наверное, только когда будут убедительные доказательства того, что уровень ключевой ставки соразмерен устойчивой составляющей инфляции и возросшим инфляционным ожиданиям. По поводу стандартного шага: если посмотреть на 2017 год, когда ключевая ставка была на уровне, сопоставимом с текущим, несколько выше, то в целом там перемежались шаги 25-50, поэтому я бы слишком не акцентировал внимание на том, что 25 — это стандартный шаг.
— В декабре шага в 25 пунктов не будет «на столе», или широкий диапазон этот шаг тоже включает?
— Он точно включается в тот диапазон средней ключевой ставки, который предполагается октябрьским прогнозом. Но маловероятен.
— Потолком широкого диапазона решений, который может быть рассмотрен в декабре, является 100 базисных пунктов или другая цифра?
— Совет директоров будет рассматривать широкий диапазон альтернатив.
— Октябрьское решение, можно сказать, стало неожиданным для рынка и аналитиков, лишь несколько экспертов допускали шаг в 75 базисных пунктов. Вы недавно в очередной раз в Госдуме повторили, что не брали на себя обязательство давать сигналы перед каждым заседанием совета директоров. Значит ли это, что решения по денежно-кредитной политике имеют право на непредсказуемость и что в расхождении их с ожиданиями рынка ничего страшного нет?
— Безусловно, ни один центральный банк не стремится быть непредсказуемым. Но любой центральный банк оставляет за собой, за своей денежно-кредитной политикой право действовать ровно так, как необходимо для достижения своей основной цели, а именно ценовой стабильности. Поэтому если на момент принятия решений тот набор данных и интерпретация этих данных советом директоров, их переложение в прогноз говорят о том, что должно быть принято определенное решение, то именно оно и принимается, исходя из достижения цели по инфляции.
С точки зрения оценки нашей коммуникации для нас важно, чтобы на неделе после решения совета директоров по ставке, публикации пресс-релиза, обновленного прогноза (если это опорное заседание) и пресс-конференции председателя цены финансовых активов, траектория заложенной в рынок ставки отражали то, что и имел в виду совет директоров.
— То есть удачной коммуникацией является та, которая не приводит к корректировке на рынке?
— Поясню. Мнение совета директоров по траектории денежно-кредитной политики в полной мере сформировано в тот момент, когда это решение принимается, и соответственно, определяется сигнал. Для нас важно, чтобы рынок понимал решение совета директоров и тот сигнал, который этот коллегиальный орган транслирует. Дальше ситуация развивается, поступают новые данные, естественно, рынок и аналитики их неким образом интерпретируют. В условиях более нормальной, чем в последние два года, экономической динамики и у нас, и в мире, наверное, зазор в интерпретации поступающих данных между мнением рынка, аналитиков и коллегиальным мнением совета директоров в целом не очень большой. Если мы правильно объясняем логику принятия нами решений, то в целом ожидания сильно отклоняться от итогового решения совета директоров не будут.
Сейчас ситуация осложняется тем, что пространство для интерпретации поступающих данных — уровня экономики относительно потенциала, вклада устойчивой инфляции в общую — заметно расширилось. Мы видим, не только в нашем случае, но и в случае других центральных банков за последние недели, что решения, которые после детального обсуждения на совете директоров или комитете по денежно-кредитной политике принимались, в итоге не в полной мере состыковались с тем, что ожидали рынки даже с учетом дополнительной коммуникации. Еще раз подчеркну, мы хотели бы, чтобы рынки интерпретировали данные ровно так, как интерпретируем их мы, но в условиях, когда есть большое пространство для этой интерпретации, гарантировать это вряд ли возможно. Первоочередной задачей является принятие решений, которые опираются на нашу интерпретацию, а дальше мы уже коммуницируем и пытаемся объяснить, почему эта интерпретация именно такая, а не другая.
— В каких случаях вы видите необходимость корректировать ожидания рынка: когда они сильно отклоняются или какой-то другой фактор учитывается?
— Если есть понимание, что мнение рынка сильно выпадает за диапазон тех решений, которые, скорее всего, будет рассматривать совет директоров, то тогда действительно целесообразно внести некоторые коррективы. Когда диапазон широкий, как мы обсудили, и в декабре тоже будет широкий набор альтернатив, то попытка корректировать может причинить больше вреда, чем пользы. Поскольку рынки, аналитики, медиа склонны излишне буквально зачастую интерпретировать посылы центральных банков, опять же не только у нас, во всем мире, то это может в дальнейшем осложнить объяснение решения, если оно в итоге так и не состыкуется с той интерпретацией, которая будет спровоцирована дополнительной коммуникацией.
— Вы раньше заявили о том, что высокие инфляционные ожидания населения и бизнеса свидетельствуют о пошатнувшемся доверии к проводимой Банком России ДКП. Насколько тогда в таких условиях было бы целесообразно менять таргет по инфляции? Не приведет ли это изменение к еще большей угрозе снижения доверия к проводимой политике?
— Мы все-таки не говорим о снижении доверия к ДКП. Мы говорим о том, что для достижения уровня заякоренности инфляционных ожиданий и, соответственно, доверия к ДКП, сопоставимого с теми центральными банками, которые уже несколько десятков лет успешно удерживают инфляцию на низком уровне, требуется больше, чем четыре года. Это не новый посыл какой-то, мы об этом говорили примерно с 2019 года. Тогда очень многие аналитики заявляли, что инфляционные ожидания при инфляции в 4% и даже ниже уже заякорены. Мы этому мягко, но последовательно оппонировали. Мне кажется, опыт 2021 года очень четко продемонстрировал, что более сдержанная, скромная оценка достигнутых успехов является более взвешенной.
Если переходить ко второму вопросу, насколько может быть оправдано уточнение цели по инфляции в условиях повышенного инфляционного фона и по-прежнему незаякоренных инфляционных ожиданий, здесь я хочу обратить внимание на два момента. Первое, изменение цели по инфляции не является неизбежным результатом обзора денежно-кредитной политики. Обзор денежно-кредитной политики мы рассматриваем как первое, безусловно привлекающее очень много внимания, но всеобъемлющее упражнение по анализу опыта проведения денежно-кредитной политики инфляционного таргетирования. Вопрос оптимальности цели по инфляции и ее конкретных формулировок является частью этого обсуждения, но какие итоговые выводы будут сделаны по итогам обзора, это вопрос открытый. Для того, чтобы прийти к взвешенным выводам, мы обзор и проводим. И второе, вопрос цели по инфляции не надо выделять как отдельную составляющую, это является частью общего упражнения. Он на самом деле взаимосвязан с остальными элементами программы обзора денежно-кредитной политики. Это не самостоятельная сущность.
Если все-таки такое изменение по итогам обзора денежно-кредитной политики будет признано целесообразным, то оно может произойти только в сторону снижения цели по инфляции.
— То есть вариант повышения цели по инфляции вы в принципе не будете в рамках обзора рассматривать?
— Да, председатель сказала об этом довольно категорично сразу после заявления о начале обзора денежно-кредитной политики. С тех пор мы это повторяем при каждом удобном случае.
— Вы уже начали какие-то практические упражнения в рамках обзора, может быть, встречи с аналитиками?
— Основные мероприятия в рамках обзора — это наши внутренние исследования, но коммуникация и общественное обсуждение, получение обратной связи по поводу того, как различные аудитории воспринимают опыт таргетирования инфляции последних пяти лет, это тоже является важной частью. Внутренние исследования идут. Мы рассчитываем завершить этот процесс к концу первого квартала 2022 года, соответственно, во втором квартале представить уже полученные результаты и те выводы, к которым мы придем. В плане общественных обсуждений, с учетом пандемийной картины, четвертый квартал, по всей видимости, был не самым оптимальным периодом для их проведения, поэтому рассчитываем их провести в первом полугодии следующего года. Результаты этих общественных обсуждений, безусловно, Банк России примет во внимание, когда будет формулировать свою позицию по тем или иным вопросам. Окончательные итоги обзора будут подведены к середине следующего года с тем, чтобы они были уже отражены в основных направлениях единой государственной денежно-кредитной политики на следующий цикл.
— Будете ли вы в рамках обзора пересматривать оценку нейтрального диапазона ключевой ставки?
— Уточнение оценки диапазона нейтральной ставки происходит несколько чаще, чем обзор денежно-кредитной политики. В последние несколько лет сложилась разумная традиция, что мы это привязываем к обновлению прогноза, который потом идет в основные направления денежно-кредитной политики. Мы раскрываем мнение относительно возможного уточнения нейтрального диапазона в составе основных направлений денежно-кредитной политики. Так было и в этом году, но в отличие от прошлого года диапазон нейтральной ставки остался без изменений: 1-2% в реальном выражении, 5-6% в номинальном при инфляции на цели и согласованности инфляционных ожиданий с этим уровнем инфляции. По сути, черта под обзором ДКП будет проведена ровно в тот момент, как мы войдем в активную фазу подготовки основных направлений. Безусловно, те выводы, которые в том числе по нейтральной ставке возникнут по итогам проведения обзора, будут учтены.
— Вернемся к теме инфляции. Вы не очень любите давать оценку ситуации по недельным данным...
— Совсем не любим.
— По последним данным Росстата, недельная инфляция разогналась до 0,5%, годовая ускорилась до 8,4%. Настораживает ли ЦБ эта статистика? Даже с учетом погрешностей не говорит ли картина об ухудшении ситуации с инфляцией?
— Я повторю свое стандартное высказывание. Недельная статистика по ценам, безусловно, оперативна и в этом смысле имеет ценность для того, чтобы понимать, в какую сторону движется инфляционная динамика, но она имеет значительно более ограниченный охват, чем общий индекс потребительских цен. Она репрезентативна по всей стране, но точек замера в недельных данных меньше, чем в месячных. Соответственно эти измерения менее надежны. В условиях, когда у нас происходят очень значительные колебания, связанные с разовыми факторами по широкому спектру товарных групп, недельная статистика — это действительно не та, которую ЦБ может содержательно комментировать.
Мы опираемся на месячные данные. Для нас, безусловно, очень важна, сейчас особенно, не только общая цифра, но и композиция тех цен, из которых в итоге сложился индекс. В этом году было достаточно эпизодов, когда набор недельных приростов цен в итоге не очень совпадал с месячной цифрой, которая по факту складывалась до этого. Это наглядная иллюстрация того, что делать исчерпывающие выводы на базе недельной инфляции — это не очень продуктивно. Могу сказать, что мы ждем данных за ноябрь в целом. Совет директоров будет очень внимательно на них смотреть.
Данные за последнюю неделю ноября включают в себя сезонный рост цен на новогодние туры. И, видимо, тот самый существенный досчет до месячных данных предыдущих недель, о котором я уже сказал. С учетом этих соображений, не думаю, что эта неделя показывает ускорение роста цен. Но она показывает, что значимого снижения устойчивого инфляционного давления в ноябре не произошло.
— Не анализировал ли ЦБ в последних месячных данных по инфляции за октябрь, каково соотношение монетарных и немонетарных факторов? Какие факторы превалируют?
— Широкое хождение получило разделение инфляции на монетарную и немонетарную. Я хочу подчеркнуть, что мы прилагательное «немонетарная» используем применительно к факторам, а не к самой инфляции. Немонетарными признаются факторы в основном на стороне предложения, которые напрямую значимо не зависят от действий денежно-кредитной политики. Инфляция — это все-таки индекс потребительских цен. Когда мы начинаем оценивать по частям, это уже не инфляция, а некоторые составляющие.
Когда мы говорим о декомпозиции инфляции в рамках той логики, которую обычно пытаются применить (разделение на монетарное и немонетарное), мы все-таки говорим об устойчивой составляющей и временной составляющей. В первом приближении временная составляющая во многом связана с немонетарными факторами, но не только с ними.
В чем принципиальное различие между устойчивой и временной? Временная составляющая инфляции — это та составляющая, которая на горизонте действия денежно-кредитной политики (три-шесть кварталов, в среднем год-полтора) полностью сходит на нет. Устойчивая — это та составляющая, к уровню которой, если ничего не делать, инфляция сойдется через год-полтора.
Немонетарные, разовые факторы в начале возникают как вклад во временную инфляцию, но если они накладываются друг на друга, на общую динамику инфляции, то они склонны перетекать в устойчивую составляющую. Механизм этого перетока — это инфляционные ожидания.
Возвращаясь к текущей оценке, по итогам октября вклады временных и устойчивых факторов примерно сопоставимы. Это не означает «50 на 50», не надо это с линейкой вымерять, но они примерно равны. При этом за последние два-три месяца вклад временных факторов возрос, потому что в сентябре-октябре было ускорение в продовольствии. Насколько это в итоге дополнительно переложится в устойчивую инфляцию, будем пристально смотреть в ноябрьских данных. Против устойчивой инфляции действуют те шаги денежно-кредитной политики, которые мы предпринимаем с марта. Денежно-кредитной политикой мы реагируем не на всю инфляцию, а на отклонения от цели.
— Оценивали ли вы, какой бы была инфляция без принятых с марта мер по ужесточению ДКП?
— Однозначных результатов от такого рода упражнения получить невозможно. Эти результаты зависят от того, на какую прогнозную модель вы опираетесь для оценки этой декомпозиции. Даже внутри одной и той же модели последовательность разложения может давать разные нарезки этого пирога. Однозначного ответа на этот вопрос нет, как и на любой вопрос о декомпозиции инфляции. Все они опираются на большое количество допущений и предпосылок этой нарезки.
Но это важный вопрос с точки зрения ретроспективного анализа. Для того, чтобы это разложение осуществить, нужны данные не только по инфляции, но и по всем остальным переменным, которые являются частью модельных расчетов и прогнозов. Очень важной частью этого набора переменных является ВВП, потому что он определяет динамику спроса, а также динамику потенциалов в модели. Мы решили, что с учетом этого будем проводить такого рода декомпозицию раз в год — в апреле, когда выходят полностью данные за полный год.
— Вычленить, какая доля импортируемой инфляции в текущем индексе, невозможно?
— Это еще более размытая концепция, чем устойчивая и временная составляющие. Это некий рост внутренних цен, связанный с тем, что изменились цены на определенные товары (сырье, комплектующие) на мировых рынках. Надо понимать, что во внутренние цены этот рост мировых цен передается не один в один. Степень переноса диктуется интенсивностью внутреннего спроса, а также уровнем конкуренции. Эти факторы определяют, насколько рост мировых цен в рамках производственных цепочек передается на конечного потребителя, а насколько абсорбируется самими производителями. Этот процесс крайне многосоставной, разложить его по частям вряд ли представляется возможным. На долгосрочных горизонтах в конечном счете объем импортируемой инфляции во многом определяется динамикой общего уровня цен в экономике и общей степенью ценовой стабильности в этих экономиках. Где достигнута большая степень ценовой стабильности и где имеет место большая конкуренция, перенос импортируемой инфляции меньше. Это еще одна из причин, чтобы добиваться ценовой стабильности.
— В развитых странах, особенно в США, наблюдается рекордная за последние годы инфляция. Как эта ситуация может сказаться на развивающихся рынках, России? Насколько велики риски для России из-за возможного роста ставок и сворачивания программ количественного смягчения? Есть ли риск усиления оттока капитала? Как может Банк России реагировать на эти угрозы? Насколько дальнейшее повышение ключевой ставки в России поможет снизить эти риски?
— Мы учитываем в нашем прогнозе неизбежную нормализацию денежно-кредитной политики крупнейшими центральными банками. Наши предпосылки по мировой денежно-кредитной политике отражены во всех сценариях основных направлений. Прогнозы, заложенные в октябрьский раунд, в целом согласуются с текущими рыночными ожиданиями и коммуникациями центральных банков.
Риторика центральных банков развитых стран становится все более озабоченной по поводу инфляции. Это видно по последней паре недель. Нельзя исключать вероятность того, что нормализация будет происходить быстрее. Она уже происходит, например, сокращение покупок активов в США уже началось. Из всех центральных банков пока только Европейский центральный банк не приступил к нормализации. Это является частью прогноза. Сейчас ожидания исходят из того, что ФРС и ЕЦБ очень сфокусированы на том, чтобы подробно и загодя объяснить рынку предстоящие изменения в денежно-кредитной политике. На текущий момент мы видим, что это работает. Если будут возникать более волатильные условия, у нас всегда есть инструменты из арсенала финансовой стабильности для того, чтобы на это реагировать. Безусловно, траектория нормализации мировой денежно-кредитной политики в некоторой степени влияет и на нашу политику.
— Пока даже более быстрое начало нормализации ДКП в развитых странах в рамках вашего прогноза?
— Ориентиры по темпам нормализации, которые сейчас ожидают финансовые рынки и которые коммуницируют сами центральные банки, в рамках прогноза. Очень важной оговоркой является то, что денежно-кредитная политика пока остается весьма мягкой. Нормализация пойдет из состояния очень мягкой до мягкой, потом нейтральной, потом... и этот процесс растянут на несколько лет. Говорить о том, что это может создать какие-то серьезные эффекты в ближайшем будущем, наверно, пока оснований нет. Будем внимательно следить, потому что уже видно, что оценка инфляции глобальными центральными банками постепенно меняется и смещается ближе к нашей.
— Как, по вашим прогнозам, будет складываться ситуация в российской экономике в четвертом квартале? Высока ли вероятность того, что по итогам 2021 года динамика ВВП окажется ближе к верхней границе вашего диапазона?
— Данные за третий квартал были весьма в русле прогноза по году в 4-4,5%. Про четвертый квартал пока сложно говорить, потому что у нас еще даже за октябрь нет основных показателей Росстата. Есть только оперативные и конъюнктурные индикаторы (плюс железнодорожные перевозки, электричество), довольно ограниченный набор показателей. В целом то, что мы знаем про октябрь, вполне подтверждает то, что совет директоров закладывал в прогноз на этот год. Здесь ничего сверхинтересного добавить нельзя — плюс 4-4,5%. Конечно, нерабочие дни вычтут из четвертого квартала, но в пересчете на год, скорее всего, это будет не очень существенная величина.
— Беспокоит ли ЦБ сейчас ситуация на рынке труда? Насколько высоки риски со стороны рекордно низких уровней безработицы, роста зарплат и насколько высок проинфляционный эффект со стороны этого фактора?
— В октябре отмечалось, что совет директоров внимательно следит за ситуацией на рынке труда, но в моменте мы все-таки ситуацию как «перегрев рынка труда» не квалифицируем. Если посмотреть на темпы роста номинальных заработных плат (год к году примерно 8%, чуть выше), это в целом в рамках их диапазона роста в 2016-2019 годах. Да, в отдельных отраслях действительно наблюдается нехватка специалистов, количество вакансий заметно выше, чем это было два года назад, но по состоянию на сейчас какое-то избыточное давление на динамику зарплат это не оказывает. Поэтому пока мы это не рассматриваем в качестве проинфляционного фактора, но мы, безусловно, понимаем, видя эту картину, что баланс рисков смещен в сторону проинфляционных. Мы за ним следим, как и другие центральные банки.
— При проведении ДКП ЦБ учитывает бюджет и бюджетную политику. За 10 месяцев федеральный бюджет исполнен с существенным профицитом. Ожидаете ли вы, что он и по итогам года может быть исполнен с профицитом, и с каким?
— В отношении бюджетной политики мы всегда крайне лаконичны. Я не буду отклоняться от этой практики. Единственное, скажу, что баланс бюджета в этом году будет отличаться от того, что закладывалось на этот год, на величину дополнительных нефтегазовых доходов. С учетом этого действительно возможно, что некоторый профицит по итогам года получится.
— Но у вас оценок нет, каким он будет?
— Они у нас есть, но мы прогноз баланса бюджета не озвучиваем.
— Можете ли вы сейчас оценить, насколько велики риски для финансовой стабильности и, возможно, и ДКП от ситуации с «Роснано», ее дальнейшего возможного влияния на квазисуверенный и суверенный долг?
— Думаю, что системных рисков финансовой стабильности от этого мы не видим.
— Но эта ситуация вас беспокоит?
— С точки зрения ДКП — нет.
— А с точки зрения того, что в перспективе это может сформировать дополнительную премию за риск по квазисуверенным и, возможно, суверенным обязательствам?
— Если такое влияние случится, мы это будем учитывать при принятии решения.
— Как, по вашему мнению, до конца года в России будет складываться ситуация с инфляцией? Не видите ли вы вероятность того, что инфляция по итогам года выйдет за границы верхней планки вашего диапазона?
— Предсказание инфляции на месяц вперед — дело неблагодарное, особенно в периоды, как сейчас, когда очень много разовых факторов, которые в большом количестве в отдельных товарных группах. Хочу подчеркнуть, что для декабрьского решения будет важно не только и не столько, какая инфляция будет вырисовываться на конец декабря, сколько понимание того, насколько данные за октябрь-ноябрь совокупно добавляют к нашему пониманию устойчивого уровня инфляционного давления, который определяет степень инфляционного давления в следующем году. Это то, что будет лежать в основе решения. Плюс картина по инфляционным ожиданиям тоже для нас очень важна, потому что это то, что является существенной частью драйверов этого самого устойчивого инфляционного давления.
— В какой части следующего года вы ожидаете начало устойчивого замедления инфляции?
— Мы по месяцам прогнозов не даем. Если говорить по кварталам, то мы думаем, что оно будет разворачиваться в течение всего года. Сразу скажу, что здесь надо разграничивать динамику текущего роста цен, месяц к месяцу или квартал к кварталу в сезонно сглаженном выражении, и динамику годового показателя инфляции (подавляющее большинство наблюдателей в большей степени на нем сконцентрировано).
Снижаться будет и то, и другое, но даже при значительном снижении текущего темпа роста цен годовой показатель может оставаться на сравнительно высоком уровне, значимо выше нашей цели на протяжении большей части года в связи с тем, что в нем будет продолжать сидеть высокая инфляция сентября-октября этого года. Только когда эти высокие значения выйдут из окна расчета годовой инфляции, а это произойдет в октябрьской инфляции следующего года, только тогда в полной мере будет виден уровень устойчивого роста цен. До сентября следующего года включительно высокие значения этого года будут поддерживать годовую инфляцию.
— То есть к сентябрю следующего года будет полный выход временных факторов?
— Мы считаем, что устойчивая составляющая инфляции к концу следующего года вернется к 4%. Это то, что соответствует прогнозу 4-4,5%, он не 4%, а именно 4-4,5% в связи с тем, что мы приходим к цели сверху. В первой половине года текущий темп роста цен, наверное, будет несколько выше 4%, соответственно в среднем за год он будет несколько выше 4%, даже если рост цен в конце следующего года будет уже на 4%.
Это точно так же, как после низкой инфляции 2019 года наш прогноз на 2020 год по инфляции был 3,5-4%, потому что мы сходились к цели снизу. В итоге жизнь внесла свои коррективы, и инфляция в 2020 году более значительно ускорилась.
Значительная часть разовых факторов, которые уже реализовались на текущий момент, действительно к концу следующего года сойдет на нет, хотя это в большей степени относится, например, к продовольствию. В плане таких более длящихся факторов, которые тоже принято называть временными, то есть узких мест в производственных цепочках и логистике (контейнеры, микрочипы и т.д.), по всей видимости, эти факторы в какой-то части могут продолжать действовать и во второй половине следующего года. Но их роль, наверное, будет заметно меньше, чем в этом году.
— Так как вы ожидаете, что большую часть следующего года годовая инфляция будет оставаться выше вашего таргета, как будет складываться ситуация с инфляционными ожиданиями? Будут ли они тоже большую часть следующего года оставаться повышенными? С каким лагом после замедления инфляции они могут начать снижаться?
— Это очень правильный вопрос. У нас пока история таргетирования инфляции и поведения инфляционных ожиданий в условиях инфляции, которая возвращается к цели, не очень большая. В целом видно, что инфляционные ожидания действительно следуют достаточно синхронно за показателем годовой инфляции, и наблюдаемая инфляция примерно так же себя ведет. Важно, что в плане направления движения, это будет более-менее синхронно. Открытый вопрос — насколько быстрым будет это движение.
Наблюдаемая населением инфляция выше замеряемой Росстатом, и она довольно близко следует за динамикой цен 10% наиболее быстро дорожающих товаров. От этой инфляции уже зависит ожидаемая. Если этот «верхний хвост» темпа роста цен будет замедляться быстрее, чем основная инфляция, а, скорее всего, так и будет происходить, потому что затухание временных факторов связано именно с тем, что этот «хвост» будет приходить в норму, то можно ожидать, что в целом инфляционные ожидания будут снижаться синхронно, но быстрее, чем общая годовая инфляция. Пока это гипотеза, наверное, риски смещены в сторону того, что это будет происходить медленнее. Наверное, пока в своих решениях по ДКП закладываться на очень быстрое снижение инфляционных ожиданий мы не готовы.
— Насколько сильно инфляционные ожидания завязаны на субъективные факторы? Например, на опыт достаточно долгого периода высокой инфляции в нашей стране? Насколько сильно влияет информационный фон: например, разные оттенки и акценты сообщений о динамике инфляции могут вылиться в разные ответы на вопрос об ожидаемом уровне цен через год?
— Измерить, насколько те или иные заголовки сообщений повлияли на тот или иной ответ в анкете опроса «инФОМ», мы не можем. Но это и говорит о незаякоренности инфляционных ожиданий. Опыт 25 лет высокой инфляции сидит в памяти очень крепко. Этот год очень наглядно это демонстрирует. Я думаю, по большей части на ожидания влияют: а) опыт и б) интенсивность информационного фона. Люди в магазин ходят каждый день, и что рост цен ускорился, они могут понять и без чтения прессы. Но повышенное внимание к этой теме, безусловно, дает некоторое дополнительное усиление с точки зрения эффектов инфляционных ожиданий. Если представить гипотетически, что у нас был бы мир, где у людей не было бы газет и интернета, каждый просто ориентировался бы на набор цен, который он видит в магазине, то, возможно, инфляционные ожидания были бы чуть менее волатильны. Я думаю, что это эффект второго порядка, реально влияют просто те цены, которые люди видят на полках магазина.
— Ваше личное восприятие инфляции выше официальных данных, публикуемых Росстатом?
— То, что инфляция ускорилась, это однозначно. И то, что рост цен по набору повседневных покупок несколько выше, чем 8%, которые в октябре были по всей совокупности потребительской корзины, это тоже так, это видно из данных. В повседневных товарах продовольствие занимает большую долю, чем в общей потребительской корзине. А вот тарифы ЖКХ, которые 10% в корзине составляют, в этом году были подняты на целевые 4%. Но даже я склонен обращать внимание на то, где цены растут быстрее, нежели на то, где они сильно не меняются. Это тоже смещает восприятие инфляции. Мы должны учитывать это при принятии наших решений, потому что именно воспринимаемая населением инфляция в конечном счете влияет на потребительское и сберегательное поведение, например, на решение купить новый телефон или положить деньги на депозит. Это является частью трансмиссии нашей денежно-кредитной политики.
Если говорить об инфляционных ожиданиях, то, конечно, мои ожидания заметно меньше, чем у населения в целом.
— Просто вы больше верите в возвращение инфляции к таргету к концу 2022 года...
— Я абсолютно уверен, что денежно-кредитная политика — очень мощный инструмент, и она способна вернуть инфляцию к той цели, которую перед собой ставит Центральный банк. Опять же мы продемонстрировали возможность этого в сравнительно короткий промежуток времени после 2015 года. Если ЦБ последователен в достижении своей цели, то за два года он в состоянии вернуть инфляцию к таргету даже с очень высоких уровней. На самом деле очень показательно, что инфляция 8% сейчас воспринимается как что-то из ряда вон выходящее. Пять лет назад инфляция 7-8% воспринималась как обычное состояние вещей. Это показывает, что общество оценило важность ценовой стабильности, и значит, наша работа действительно имеет ценность для него.
Интерфакс, 08.12.2021
104994+7 (800) 300-30-00
