Российский Центробанк введет учет климатических рисков и постепенно усложнит банковское регулирование для финансирования энергоперехода, первые шаги будут простыми и могут произойти «достаточно скоро», сказала первый зампред ЦБР Ксения Юдаева в интервью Рейтер.
Достигнутые в рамках прошедшей в ноябре климатической конференции в Глазго договоренности позволят России рассчитывать на привлечение иностранных инвестиций, считает она.
Ниже представлены развернутые высказывания Юдаевой:
Почему российские власти озаботились рисками энергоперехода только сейчас?
Проблема обсуждается уже более 10 лет, мы подписали в свое время Киотский протокол, в 2010 году у нас появилась климатическая доктрина, потом мы вступили в Парижское соглашение, есть дорожная карта по реализации этого соглашения и так далее. Но в этом году, действительно, в России было принято несколько законов, связанных с ограничением выбросов парниковых газов, и стратегия социально-экономического развития с низким уровнем выбросов парниковых газов до 2050 года.
Почему климатическая политика активизировалась в этом году? Я думаю, что стимулом во многом была конференция ООН, которая только что закончилась. И это был стимул для всех стран. Довольно много стран в связи с проведением этой климатической конференции взяли на себя дополнительные обязательства по более быстрому сокращению выбросов и задумались о различных мерах политики по достижению этих целей.
Кроме того, по результатам конференции в Глазго был образован альянс международных финансовых компаний, которые также включают в свои стратегии вопросы климата.
О роли ЦБР в этом процессе:
Что касается Центрального банка, мы еще в 2019 году вступили в организацию, которая называется Central Banks and Supervisors Network for Greening the Financial System — NGFS, это сообщество центральных банков, усилия которых направлены на повышение экологичности финансовой системы. Мы являемся членами этой организации, соответственно, участвуем в подготовке ее документов и с ее помощью изучаем опыт других центральных банков по вопросам, касающимся климатической политики.
Что еще мы сделали в этом году? Дали рекомендации компаниям по раскрытию информации. Эти стандарты внедряются на добровольной основе в широком круге стран, являются частью государственной политики. Сейчас речь идет о том, чтобы специальная организация, созданная при МСФО, разработала единый глобальный международный стандарт ESG-отчетности. При выработке рекомендаций мы базировались на нескольких широко распространенных на рынке стандартах, разработанных в рамках международных инициатив, которые лягут и в основу единого стандарта.
Собираемся похожие рекомендации дать отдельно финансовым институтам. Рекомендации будут касаться в том числе и стандартов информирования клиентов о своей политике в сфере зеленого финансирования и климата.
Не могу сказать, что с выпуском рекомендаций мы опоздали, потому что международных общепринятых стандартов пока нет. Кроме работы по рекомендациям по раскрытию информации мы изучаем влияние на финансовые институты различных сценариев развития событий, исследуем возможные риски финансовой стабильности, разрабатываем подходы к регулированию.
По оценкам ЦБР, сколько будет стоить России достижение углеродной нейтральности к 2060 году? реально ли этого достичь?
Мы сейчас пытаемся разработать некоторые модели, которые бы позволили более точно такие оценки рассчитать. В принципе, я думаю, что оценки правительства, — порядка 2% ВВП в год — близки к правде. Причем нужно понимать, что эти инвестиции, возможно, просто заместят собой какие-то другие, то есть коричневые инвестиции будут заменены зелеными.
К таким оценкам нужно с некоторой осторожностью относиться, потому что речь идет о технологиях, которых сейчас не существует. И если мы сейчас делаем расчеты о стоимости этих технологий на основе текущих представлений, то в будущем они могут оказаться гораздо более дешевыми. Скажем, если бы мы 20 лет назад оценивали солнечную энергетику, мы бы могли предположить, что она будет гораздо дороже, чем она стоит сейчас.
Но задача, мне кажется, не столько в том, чтобы рассчитать объемы инвестиций, а в том, чтобы создать инструменты и стимулы для того, чтобы эти инструменты способствовали инвестициям. И в этом смысле таксономия, которая была принята в этом году в России, хороший шаг в правильном направлении.
О глобальном рынке углеродных сертификатов и возможной торговле ими в России:
Мы действительно ждем некоторые первые шаги на российском рынке, и готовы в рамках своего мандата участвовать в работе. Есть страны, в первую очередь это страны ЕС, но не только, где такая система торговли уже есть. И, кстати трансграничное углеродное регулирование (ТУР), или, как у нас часто для простоты говорят европейский налог на выбросы, — это требование покупать сертификаты на выбросы СО2, стоимость которых привязана к стоимости углеродных единиц в европейской системе торговли ими.
Конечно, в идеале было бы хорошо, чтобы была создана глобальная система торговли углеродными единицами, но об этом достаточно сложно договориться. Нужно такие переговоры вести. С другой стороны, у нас достаточно большая страна с большим количеством разнообразных бизнесов, и для того, чтобы процесс энергоперехода происходил более эффективно, такая система была бы полезна и внутри страны.
Тем не менее, нужно сразу принимать во внимание возможность ее признания на международном уровне и работать над этим.
Центральному банку придется работать, это будет финансовый инструмент?
Думаю, что основная роль в этом проекте, как и в проекте создания таксономии, принадлежит правительству, но центральный банк будет конечно же участвовать в рамках своего мандата. Это будет новый рынок, но в целом риски финансовой стабильности с его появлением снижаются, потому что он позволяет процесс энергоперехода сделать более гладким. Учитывая, что вся климатическая повестка, и переходные риски, и так называемые физические риски, это все риски финансовой стабильности, то все проекты, которые вносят свой вклад в снижение этих рисков, играют важнейшую роль в части снижения рисков финансовой стабильности.
Как введение платы за выбросы в экономике РФ повлияет на финансовое положение корпоративного сектора, всем ли компаниям это по плечу?
Скажем так, если есть выбор — платить за выбросы в Европе или в России, то, конечно же из всех соображений лучше, если компания будет платить в России. Тогда полученные средства можно будет использовать, в том числе, для финансирования экологических и климатических проектов. Поэтому, в такой ситуации выстраивать свою локальную систему правильно.
Ну и также понятно, что платежи за выбросы могут стимулировать компании более активно инвестировать в снижение выбросов. В конечном итоге такие инвестиции улучшат их финансовое положение. И потому что выплаты за выбросы в результате таких инвестиций станут меньше, и потому что потребители сейчас все чаще и чаще предпочитают продукты более экологичных компаний.
Мы видим со стороны российских компаний стремление к повышению своей экологичности, они понимают, что так будет больше возможностей продавать свою продукцию.
Будет вестись работа с ЕС об избежании двойного налогообложения, это будет новое соглашение?
С ЕС в любом случае надо вести работу. Но у нас есть свои собственные климатические, социальные и экономические цели. И все эти цели нужно учитывать при разработке политики, в том числе и при рассмотрении вопросов введения выплат за выбросы в той или иной форме.
Об отказе от угля при производстве электроэнергии и увеличении разрыва между странами с разным уровнем развития:
Отказ от угля — это довольно узкое понимание энергоперехода, и Россия пытается занимать более сбалансированную позицию по этому вопросу. Проблема развития EM-стран в условиях энергоперехода и создания возможностей для них осуществлять существенные инвестиции — это конечно тема, которая всех беспокоит. Она многократно обсуждалась, скажем, на заседаниях Большой двадцатки на уровне министров финансов и председателей центральных банков.
Предполагается, что международные банки развития, их достаточно много, должны основательно подумать об изменении своего мандата для того, чтобы больше инвестировать в зеленые проекты развивающихся стран.
И еще одна важная тема — это формирование частно-государственного партнерства для того, чтобы выделить зеленые ресурсы бедным странам с развивающейся экономикой.
Глава инвестиционной компании Black Rock Ларри Финк говорил о том, что они готовы инвестировать в страны с развивающимися рынками, но там много рисков, поэтому нужно, чтобы правительства брали на себя эти риски. Я думаю, часть рисков могли бы брать на себя международные банки развития, а возможно и доноры из развитых стран. Но важно, чтобы и частный бизнес активно привлекался бы к тому, чтобы финансировать энергопереход, и для того научился управлять соответствующими рисками.
В связи с энергопереходом правительство начало обсуждать тему повышения планки ликвидных активов ФНБ, при достижении которой можно тратить средства на инвестпроекты. не считает ли ЦБР необходимым вообще отказаться от такой планки?
Мы поддерживаем предложение о том, что в условиях энергоперехода нужно повысить планку. Сейчас цены на энергоносители высокие и это может быть частично связано с попыткой быстрого энергоперехода. Но по всем прогнозам, в сценарии энергоперехода на горизонте после 2030 года должно начаться достаточно существенное снижение цен на нефть и снижение нефтяной выручки в нашей стране. И для того, чтобы обеспечить более плавный переход и снизить риски, у бюджета должно быть больше запасов, поэтому мы поддерживаем это предложение.
А предложение совсем отказаться от планки, по аналогии с Норвежским суверенным фондом, и накапливать ресурсы постоянно, не обсуждается?
Я пока не слышала, чтобы оно обсуждалось.
В связи с энергопереходом будет утверждено такое направление расходования средств ФНБ, как зеленые проекты?
Думаю, этот вопрос надо адресовать правительству.
Как изменится макропруденциальная политика ЦБР в связи с необходимостью финансировать энергопереход?
Несколько дней назад Банк Англии опубликовал доклад на эту тему, и в нем написано, что для стимулирования энергоперехода финансовое регулирование — это не самый лучший инструмент, но с точки зрения снижения рисков, и переходных, и климатических, это безусловно правильный инструмент. Но с другой стороны, понятно, что, если вы работаете над снижением рисков, то это в известной степени стимулирует компании реализовывать такие проекты, которые снижают их собственные риски и позволяют им получать более дешевое финансирование.
Тем не менее, у регуляторов взгляд со стороны рисков, и мы с этой стороны как раз на ситуацию и смотрим.
Что делают регуляторы в крупнейших странах — Европе и в США, — они направили своим банкам «надзорные ожидания», то есть они сказали, что банки должны в свою систему управления рисками встраивать параметры управления климатическими рисками.
Предполагается, что на основе обобщения этой практики и на основе работы, связанной с изучением рисков и проведением стресс-тестов, в будущем будет выработано регулирование.
Мы также проводим стресс-тесты, изучаем риски. Но, с другой стороны, переходные риски в России достаточно большие, и поэтому мы считаем, что нам в России имело бы смысл подумать и над тем, чтобы медленными шагами начать двигаться в сторону изменения регулирования даже до принятия международных стандартов. Делать это, конечно, надо медленно и постепенно, чтобы, когда появится глобальное регулирование, не оказалось, что мы ушли совсем в другую сторону.
Поэтому мы сейчас думаем о том, как климатические риски можно было бы учитываться в регулировании, причем в обе стороны, и в части зеленых, и в части коричневых проектов. То есть, для зеленых проектов или зеленых компаний можно было бы учитывать тот факт, что у них риски меньше. В случае коричневых компаний на этом этапе нам важно, чтобы они начали задумываться над климатической повесткой, как минимум начали раскрывать информацию.
Дестимулирование банков кредитовать коричневые компании может снизить возможность последних реализовывать проекты, которые снижают выбросы. Как конкретно сейчас реализовать учет климатических факторов в регулировании, и с помощью каких инструментов, — через капитал или через резервы, — мы пока еще обсуждаем.
Были заявления про меньшие резервные требования для банков при кредитовании зеленых проектов, это так?
Пока рано говорить, будут ли это резервные требования или требования к капиталу. Если резервы и так нулевые, потому что кредит хороший, то нет возможности дополнительно учесть то, что он еще и зеленый. Мы сейчас обсуждаем разные варианты. По итогам внутреннего обсуждения мы опубликуем консультативный доклад с альтернативными предложениями, потом будем с рынком обсуждать эти варианты.
Для выработки регулирования, у регуляторов, две главные сложности. Первая — это отсутствие информации. Я уже говорила, что рекомендации по раскрытию мы выпустили и некоторые наши крупнейшие компании уже раскрывают информацию, исходя из международных стандартов. Мы изучили отчеты порядка 30 компаний. Но подавляющее большинство компаний недостаточно раскрывают информацию, и не проводят необходимых расчетов и оценок. Поэтому первое, что нужно сделать, — это создать условия для того, чтобы компании раскрывали, а банки получали информацию.
Вторая проблема. Обычно как настраивается регулирование, — берется историческая информация о рисках, обычно данные о дефолтах и финансовом положении и поведении заемщиков. Исходя из этого строятся модели вероятности дефолта, и на их основе выстраивается регулирование. Но в случае климатических рисков историческая информация не подходит для того, чтобы разрабатывать регулирование на будущее. Потому что исторически вероятность реализации этих рисков достаточно низкая, гораздо более низкая, чем будущая вероятность реализации рисков. Поэтому нужен сценарный подход. У нас сейчас идет работа над сценариями, и предпринимаются попытки через сценарии понять, как и на кого энергопереход будет влиять. Это поможет нам лучше понять, как настроить регулирование.
Правильно мы понимаем, что сейчас зеленую отчетность имеют только те российские компании, ценные бумаги которых обращаются на западных биржах?
Это крупнейшие компании, порядка 30, но это необязательно те, которые торгуются на западных биржах. Хотя, такие компании, конечно, в эту выборку входят. Раскрывают информацию чаще всего компании, у которых могут быть международные инвесторы и, как я уже сказала, иностранные покупатели продукции.
Сейчас компании в основном ориентируются на инвесторов, наличие климатической отчетности — это требование многих международных инвесторов, но мне кажется, есть тренд и на то, что все больше и больше покупателей продукции тоже будут смотреть на эту отчетность.
Почему? Потому что во многих странах мира все компании должны сокращать выбросы и отчитываться о выбросах, причем не только своих, но и своих поставщиков. Поэтому потребители продукции наших компаний могут все больше и больше внимания уделять наличию такой отчетности.
Как быстро начнет меняться банковское регулирование в России в связи с энергопереходом?
Это будет постепенный процесс. В начале мы сможем ввести какие-то совсем простые меры, но со временем регулирование будет становиться все более всеохватывающим и сложным. Это будет проходить по мере улучшения понимания влияния климатических рисков на финансовую систему, накопления данных, появления международных рекомендаций. Ну и конечно, это будет происходить таким образом, чтобы и банки, и их клиенты могли подстраиваться к ситуации.
Вы сказали, скоро будут первые шаги, это в трехлетний период или дальше?
Да, есть вероятность, что первые шаги будут сделаны достаточно скоро. Посмотрим.
Участники финансового рынка боятся, что требования к капиталу могут вырасти внезапно и существенно, им важно понимать в какой перспективе это случится.
Мне кажется, что внезапно мы ничего не вводили в банковском регулировании. Всегда о своих планах заранее говорим рынку и обсуждаем.
Сейчас вы собираетесь делать стресс-тесты, а нефтегазовые компании будут входить в спектр исследуемых компаний?
Конечно, мы можем учитывать и нефтегаз, и металлургию, горную добычу, производство удобрений. Кстати нефть и газ — это очень разные сектора. Газ, безусловно, многие рассматривают как переходное топливо, там и характер выбросов другой по сравнению с нефтью.
Если говорить про стресс-тест строго на последствия европейского углеродного регулирования, то в нем, соответственно, нефтегаз можно не учитывать, потому что до 2026 года ЕС не планирует распространять трансграничное углеродное регулирование (ТУР) на нефть и газ.
Если стресс-тест на перспективу до 2030 года, то на нефтегаз нужно смотреть.
Стресс-тесты ЦБР на 2030 и 2050 годы что будут включать?
Эти стресс-тесты — по макроэкономике и финансовой стабильности. Там мы много макроэффектов будем рассматривать. Не только эффект на компании, но и эффект на цены на наш экспорт и в целом на экономику.
Для того, чтобы его проводить, будем использовать сценарий NGFS. В частности, у них есть такой сценарий, который называется «противоречивая нейтральность». Он исходит из того, что страны будут нескоординированно принимать меры, кто-то раньше, кто-то позже, и в целом, как всегда, когда что-то делается нескоординированно, возможны более жесткие меры, чем в сценариях с высоким уровнем координации. Будем исходить из него. Но его не так просто на нашу реальность перенести. Надо понять, как некоторые предпосылки адаптировать к российской ситуации. После этого будем проводить стресс-тесты, вероятно, результаты будут в начале 2022 года.
Глава Роснефти Игорь Сечин говорил, что ТУР может нанести экономике ущерб больший, чем введенные против России и компаний санкции. Вы согласны с этой оценкой?
Если кто-то за рубежом вводит налог на наши компании, это повлияет и на корпоративный сектор, и на экономику России в целом. Это очевидно. Важно понимать и насколько существенным будет эффект. Мы в Обзоре финансовой стабильности весной этого года обсуждали стресс-тест, который исходил из размера налога на тонну СО2-эквивалента в импортируемой в ЕС продукции в 30 евро за тонну СО2-эквивалента. Эффекты от такого налога на финансовые компании были незначительными. Сейчас стоимость углеродных единиц в европейской системе, к которой привязана стоимость сертификатов в рамках ТУР, несколько выше, и она меняется. Какой она будет в момент введения регулирования, пока сложно оценить.
Как Центральный банк оценивает текущую ESG-политику в нефтегазе и нужно ли компаниям ускориться?
Наш анализ показал, что многие нефтегазовые компании в принципе уже имеют свои стратегии по снижению климатических рисков и выбросов. Есть ли возможность ускориться, есть ли возможность больше заниматься этой тематикой? Наверное, есть. Потому что, если посмотреть на общий объем затрат на экологию крупнейших российских компаний, это чуть меньше 1% выручки, а у иностранных аналогов — больше 2%. Поэтому, наверное, некоторое пространство для роста есть.
О проблеме greenwashing у российских компаний:
Мне кажется, проблема greenwashing существует везде. У нас таксономия появилась только недавно. Поэтому оценки проектам давать пока рано. В своих отчетах компании, конечно, стремятся выглядеть более привлекательно.
Сколько на текущий момент может составлять объем инвестиций российских компаний в ESG-проекты?
Точно сказать именно про ESG инвестиции мы пока не можем. Но в проекты, связанные с экологией — в среднем чуть меньше 1% выручки.
О росте нагрузки на капитал банков вы сказать пока не можете?
На первом этапе на зеленые и адаптационные проекты, соответствующие таксономии, — будет меньше, на коричневые компании, которые не раскрывают информацию — больше. Что в среднем получится у финансовых институтов, будет зависеть от их политики и окончательных решений по параметрам регулирования.
Насколько российские компании уже могли пострадать от решений западных фондов исключить инвестиции в компании, которые занимаются добычей ископаемых видов топлива или производством оружия?
Я пока не видела, чтобы российские компании это сколь-нибудь серьезно затронуло. Но на будущее тема есть, потому что большинство крупных фондов уже задекларировали постепенный переход к углеродной нейтральности, фокус на зеленые проекты и на переходные проекты.
Правительство обсуждает перспективы хранения СО2 в недрах, не кажется вам, что так проблема прячется, вместо инвестиций в модернизацию производства для снижения реальных выбросов их предлагается накапливать?
Я тоже считаю, что это один из перспективных способов достижения углеродной нейтральности. Пока эти технологии достаточно дорогие, особенно в части улавливания, но, если появятся разработки, которые позволят существенно снизить себестоимость улавливания двуокиси углерода, это облегчит переход к углеродной нейтральности.
О последствиях решений саммита в Глазго для экономики России:
Россия, как и другие страны, взяла на себя обязательства по переходу к углеродной нейтральности к 2060 году. Конечно, для нас важно, что по углю было принято менее радикальное решение, чем решение о полном прекращении его использования.
Россия вошла в альянс стран, которые обязались прекратить вырубку лесов к 2050 году. РФ достаточно много внимания с точки зрения энергетической повестки уделяет признанию поглотительной способности лесов, поэтому для нас достаточно важны эти решения.
С другой стороны, я надеюсь, что развитие у нас инструментов зеленого финансирования и признание нашей таксономии позволит привлечь дополнительные инвестиции, в том числе от компаний, которые объявили о создании альянса за углеродную нейтральность.
О женщинах в совете директоров ЦБР:
У нас действительно достаточно много женщин в совете директоров. Понятно, что гендерная тема — это часть ESG-повестки. Год назад мы обсуждали гендерную тему. Во время обсуждения мы поняли, что не все мы делаем, чтобы женщинам у нас было комфортно работать и делать карьеру.
Мы изучили опыт Банка Франции, какие меры они принимают, например, чтобы уход в декрет или наличие маленьких детей не выступали серьезным тормозом или препятствием в карьере женщин. Обсудили и в целом российский и международный опыт. По результатам мы разработали специальную программу повышения возможностей для женщин, и теперь ее реализуем.
Елена Фабричная
Рейтер, 30.11.2021
107865+7 (800) 300-30-00
