Пандемия существенно изменила форматы присутствия граждан на финансовом рынке. Наиболее востребованными становятся дистанционные сервисы, а банки все активнее проникают в смежные отрасли, создавая собственные экосистемы. О защите российского рынка, приватизации финансовой инфраструктуры и перспективах цифрового рубля «Ъ» рассказала председатель наблюдательного совета АО «Национальная система платежных карт» (НСПК), первый зампред ЦБ Ольга Скоробогатова.
— Вызовы 2020-2021 годов оказались похожи на те, что были в 2014 году, с точки зрения влияния внешних факторов на платежные системы?
— Это принципиально разные истории. В 2014 году мы столкнулись с санкциями, которые в том числе могли привести к отключению критически важной платежной инфраструктуры. Нужно было очень быстро создавать с нуля национальные системы, иначе мы попадали в зависимость от иностранных игроков, начали отключать некоторые российские банки от карточных систем. И мы это сделали — за семь месяцев была построена НСПК.
С пандемией ситуация иная.
Люди почти полностью перешли на дистанционное взаимодействие, в том числе и в части платежей. Наша платежная инфраструктура подтвердила не только готовность к таким вызовам, но и способность бесперебойно функционировать в полном объеме по всем видам платежных сервисов, несмотря на возросшее количество транзакций.
— Национальную платежную систему хотели сделать еще до кризиса 1998 года, эта тема всплывала много раз, но в итоге все равно работали в авральном режиме и с нуля. Почему?
— Да, это правда. В 2014 году с учетом международной обстановки стало понятно, что нам необходима своя карточная система. Конечно, если бы ее начали строить раньше, все происходило бы в более спокойном режиме. Но этого не случилось, мы, к сожалению, в данной ситуации остались верны «традициям» в духе «пока гром не грянет, мужик не перекрестится». Иногда критичные вещи делаются только в критических ситуациях.
При создании НСПК мы анализировали работающие на рынке российские системы, но ни одна из них не соответствовала требованиям по производительности и качеству. Нам нужно было создать как ОПКЦ (операционный и платежный клиринговый центр. — «Ъ») для обработки всех внутренних транзакций, в том числе и по картам международных платежных систем, так и свою национальную карту. Для решения этих задач мы построили НСПК с нуля.
— Каковы перспективы выхода платежной системы «Мир» за рубеж? Пока более или менее активно она используется только в Турции и странах СНГ. То есть система пойдет за рубеж вслед за российскими туристами?
— Вы абсолютно правы. В первую очередь мы были нацелены на страны, где отдыхают наши граждане, основные туристические маршруты. Среди них — Турция, Вьетнам и другие. Так, карты «Мир» уже принимаются в крупнейших турецких и вьетнамских банках, и процент раскрытия платежной инфраструктуры растет по мере присоединения к проекту новых игроков.
В фокусе внимания остаются страны с заметным российским турпотоком — Болгария, Египет, во время пандемии люди начали ездить и на открытые для россиян Балканы, так что мы добавили еще и Сербию. Задача не охватить как можно больше территорий любыми способами, а подключать удобные для наших граждан страны, обеспечивая при этом надежность и безопасность работы карт «Мир».
— Пандемия поменяла и продолжает менять финансовый рынок.
Как это учитывает новая стратегия развития национальной платежной системы?
— Стратегия определяет, что и как мы будем делать для развития платежной системы и стабильности в разных, в том числе кризисных, ситуациях. Также среди целей — создание условий для инноваций и содействие конкуренции. Мы видим, что, несмотря на серьезные усилия, уровень конкуренции остается низким и его необходимо повышать, особенно в платежной сфере. Впервые появились сроки реализации основных мероприятий и количественные показатели. Мы прошли несколько раундов обсуждений с участниками рынка, стратегия дорабатывалась с учетом их мнения.
— Стратегию обсуждали еще в 2019 году и собирались принимать тогда, однако перенесли. Что в ней пришлось менять?
— Нам важно было обсудить все аспекты стратегии с участниками рынка, но пандемия внесла свои коррективы, перед нами по понятным причинам встали и другие задачи. Как только появилась возможность, мы возобновили диалог с рынком. В документе был усилен акцент на внедрение инноваций и конкуренцию, включая создание института небанковских поставщиков платежных услуг, развитие СБП, внедрение открытых API.
— Но именно появления небанковских поставщиков опасаются кредитные организации. Вас это не смущает?
— Да, мы понимаем опасения банков, но также видим происходящие изменения на рынке. Система предоставления финансовых и нефинансовых услуг меняется с учетом новых потребностей граждан и бизнеса. Введение института небанковских поставщиков позволит поднять конкуренцию на новый уровень, от чего в конечном счете выиграет потребитель. Да, банкам в борьбе за клиента придется активнее развивать свои услуги и сервисы, креативить, снижать тарифы. Но кто сказал, что это плохо?
При этом мы считаем, что подходы к регулированию платежей должны быть одинаковыми. Есть поставщики, которые хотят предоставлять клиентам только возможность оплачивать продукты и услуги, а не выдавать кредиты или открывать депозиты. И регулирование НППУ будет разработано именно них. Если же компания хочет оказывать весь спектр банковских услуг, она, конечно, должна получить профильную лицензию.
— Работы над другим масштабным проектом — Единой биометрической системой (ЕБС) — начались еще 2017 году. И в середине 2018 года состоялся ее запуск. Однако пока нельзя сказать, что проект «взлетел», граждане не заинтересованы или опасаются сдавать туда данные. Насколько вы верите в биометрию? Тем более что уже есть примеры других стран, когда мошенники крали деньги с помощью подделки биометрических данных, например в Китае $76 млн.
— В Китае это произошло, потому что у них нет национальной системы биометрии. Если вы сдаете данные в частную систему, не зная, как она защищена и как используются образцы, есть шанс, что где-то когда-то кто-то с помощью вашего лица украдет ваши деньги. С точки зрения безопасности я верю именно в биометрическую систему национального уровня.
— Допустим, Единая биометрическая система защищена идеально, но как сделать, чтобы мошенники не могли воспользоваться твоей биометрией, которую взяли из открытых источников, и дальше уже использовали единую биометрическую систему, применив, например, дипфейк или другие подобные программы?
— Нет, обмануть систему не получится. В ЕБС «зашита» сложная система безопасности, шифрования и проверок. Здесь происходит не просто сравнение фото, но и проверка мимики, модальности голоса, реальность человека и так далее. И это правильно, потому что минимизация рисков для человека стоит во главе угла — система должна быть надежной и защищенной.
Повышенное внимание вопросам безопасности ЕБС уделялось еще на стадии проектирования. Для устойчивости системы «Ростелеком» и Минцифры совместно с нами проводили углубленное моделирование различных рисков, в том числе и deepfake, чтобы предусмотреть методы защиты. Надежность механизма усиливает и его многофакторность (связка ЕСИА и ЕБС), а также раздельное хранение биометрических слепков от персональных данных.
— Сегодня участники рынка нередко поднимают вопрос о конкуренции со стороны Банка России. Это касается и карт «Мир», и СБП, и Системы передачи финансовых сообщений (СПФС). Вы видите здесь конфликт интересов и проблему?
— Жалобы на то, что мы конкурируем с коммерческими решениями, мы слышим регулярно и всегда от одних и тех же участников рынка. Но это не соответствует реальности. Центральный банк делает и развивает проекты, которые вы перечислили, именно как инфраструктуру для финансового рынка. Мы не работаем с клиентами, и основная часть доходов банков, заработанных ими на клиентских операциях с использованием нашей инфраструктуры, остается на их балансах.
Есть три основные причины, когда мы делаем инфраструктурные проекты, и каждый из вами перечисленных проектов отвечает одной либо всем этим причинам. Первое. Необходимость создания условий для справедливой конкуренции.
СБП, маркетплейс, ЕБС этому способствуют. Речь идет о равноудаленной инфраструктуре, где все участники рынка имеют одинаковые права подключения к ней и работают по единым правилам. Мы были бы очень рады, если бы, как в некоторых странах, банки сами создали консорциумы и с их помощью построили такую инфраструктуру для всех. В нашей стране этого не произошло, поэтому пришлось этим заняться нам как регулятору. Но подчеркиваю: мы сделали это как инфраструктуру, и банки-участники уже сами, используя ее, зарабатывают на сервисах.
Второе. Доступность финансовых и платежных услуг для граждан и бизнеса. И это тоже одна из причин создания инфраструктурных решений с нашей стороны. Сюда можно отнести и СБП, и «Цифровой профиль», который мы сделали вместе с правительством, когда человек может получить свои данные не через какую-то коммерческую организацию, заплатив деньги, а бесплатно.
И третья причина — это защита и развитие национального суверенитета. К этому относится создание НСПК и СПФС.
— На фоне снижения маржинальности банковского бизнеса российские банки, и не только крупные, активно развивают экосистемы. Это становится актуально и на фоне развития финансовых услуг со стороны IT-компаний.
Как вы планируете построить регулирование экосистем и будет ли какой-либо протекционизм для российских игроков?
— Мы считаем, что на российском рынке должны быть равные условия для всех игроков. Тогда при входе на наш рынок у иностранных гигантов не будет преференций по сравнению с нашими достаточно молодыми экосистемами.
Но мы хотим, чтобы и российские экосистемы тоже конкурировали между собой. Их должно быть не менее трех-пяти и при этом они должны быть открытыми, что позволит не допустить монополизации рынка одним игроком. В этом случае экосистемы будут, по сути, благом для общества, для граждан, которые смогут свободно переходить из одной экосистемы в другую в зависимости от своих потребностей.
— Но российские экосистемы развиваются с нуля, а есть большие международные компании, у которых лучше экспертиза и сами они больше, и денег у них больше, и когда они сюда всерьез придут, то могут сами все монополизировать. Разве не надо защищать отечественного производителя?
— Мы провели несколько встреч с российскими игроками, которые либо хотят стать экосистемами, либо уже сейчас формируются как экосистемы. И они сами выступили за честную и справедливую конкуренцию наравне с иностранными компаниями. Никто из них, за исключением одного участника, не сказал, что хочет преференций для российских экосистем. По их мнению, «тепличные условия» могут привести к негативному эффекту. При этом и преференций для иностранцев, в том числе налоговых, также не должно быть.
Развитие должно происходить именно на конкурентной основе.
Рынок за счет цифровизации меняется очень быстро. Поэтому компаниям, стремящимся к успешному бизнесу, нужно постоянно быть в тренде, а в идеале — самим задавать эти тренды. И в конечном итоге это позволит быть успешными как на российском рынке, так и выйти на международный рынок.
— Одним из трендов последних лет является разработка и внедрение цифровых валют финансовыми регуляторами. При этом цифровая валюта центрального банка в странах, где уже прошли пилотные проекты, учитывается на балансе коммерческих банков, которые ею пользуются как обычными пассивами. Почему Банк России пошел своим путем?
— Есть разный опыт и разные подходы. Например, цифровую шведскую крону планируется выпускать на платформе Sveriges Riksbank (Центральный банк Швеции. — «Ъ») как его обязательство. В этом плане наши проекты очень похожи. В Китае, насколько нам известно, инфраструктура тоже принадлежит регулятору, но возможны два варианта. Первый — банки могут открывать кошельки у себя на балансе, но должны зарезервировать под это 100% средств у регулятора. Второй — кошельки открываются напрямую в инфраструктуре регулятора.
На мой взгляд, правильно исходить из того, какие задачи нужно решить. В нашем случае это не вопрос уровня безналичных расчетов, он у нас и так уже достаточно высокий. Для нас важны повышение доступности и удобства платежных сервисов, а также снижение стоимости таких услуг для граждан и бизнеса. Поскольку доля наличных платежей в розничном обороте становится меньше, то нам нужно предложить человеку и бизнесу аналогичный инструмент, но в цифровом виде.
Цифровой рубль наравне с наличными и безналичными деньгами станет одним из инструментов расчета. Человек сам сможет выбрать, какой именно формой рубля ему удобнее расплачиваться в тех или иных обстоятельствах. Еще раз подчеркну, что все три формы денег будут находиться в обращении, никаких ограничений не будет.
— СБП не может решить вопрос снижения издержек?
— Частично может. Однако даже в рамках СБП вы зависите от условий вашего банка. Он может устанавливать лимиты проведения операций, может вводить тарифы. И вы в этом случае как человек или как бизнес не можете себя чувствовать ровно так же, как с наличными. Цифровой рубль, если сравнивать достаточно упрощенно, аналогичен бумажному рублю у вас в кошельке, только находиться он будет в вашем цифровом кошельке.
Мы хотим, чтобы у человека помимо возможности платить через банк или через СБП была возможность платить и цифровым рублем. Платформа Центрального банка предоставит одинаковые условия для всех граждан и для бизнеса с точки зрения тарифов, одинаковые условия с точки зрения времени перевода, отсутствие лимитов на те суммы, которые будут в кошельках. И три четверти банков, несмотря на свои опасения в начале проекта, подтвердили, что предложенная нами двухуровневая розничная модель является наиболее рациональной и перспективной.
— Но цифры показывают, что заработки банков снижаются, рентабельность банковского бизнеса падает, и банки десятками сдают лицензии, потому что этим бизнесом становится невыгодно заниматься. И цифровой рубль снизит их комиссионные доходы еще на какую-то вполне, по их мнению, значительную величину.
— Прибыль банков сейчас не на таком уровне, чтобы им сочувствовать. Но другой вопрос, что прибыль неравномерно распределена по системе и маржа также разная.
Мы как регулятор на стороне клиента и видим одной из своих основных задач снижение издержек для людей и компаний. Мы, конечно, хотим, чтобы банки были устойчивы и прибыльны, но аппетиты зарабатывания на операциях, которые технологии сделали уже практически бесплатными, должны быть разумными.
— Понятно, что крупные банки смогут проще адаптироваться к новым условиям, а с мелкими и средними банками все не так однозначно, не окажется ли цифровой рубль той соломинкой, которая переломит спину верблюда?
— Во время наших обсуждений как раз мелкие и средние банки говорили, что видят для себя больше возможностей в цифровом рубле, чем недостатков. У них наконец-то появится возможность конкурировать и предлагать клиентам другие услуги, а не только платежи, которые монопольно находятся у отдельных участников рынка.
Мы были бы очень рады, если бы банки сами построили такую инфраструктуру для всех
Буйлов Максим
«Коммерсантъ», 27.10.2021
107865+7 (800) 300-30-00
