Выступление Эльвиры Набиуллиной на Международном финансовом конгрессе

Доброе утро, уважаемые участники Международного финансового конгресса!

Сегодня, в третий день нашего конгресса, мы продолжим говорить о том, как поменялись экономика и финансы за полтора года пандемии. И о том, что будет определять вектор будущего развития.

Одни тенденции из-за пандемии ускорились — как, например, цифровизация, другие только проявились — та же удаленная работа, третьи — развернулись вспять. Здесь самый яркий пример — рост инфляции с хронически низких уровней в развитых странах.

Нам нужно переоценить ситуацию, по-новому посмотреть на привычные явления: что из того, что мы видим сейчас, — временное, а что с нами надолго или даже навсегда. Увидеть будущие системные риски, зарождающиеся в этом новом мире. И, конечно же, новые стратегические возможности.

Глобальная экономика восстанавливается.

Беспрецедентные меры правительств и мягкая денежно-кредитная политика позволили не только купировать расползание кризиса, но и обеспечить быстрое восстановление.

Но, с другой стороны, мощные бюджетные стимулы и мягкая денежно-кредитная политика привели и к росту инфляции.

И многим центральным банкам сейчас приходится принимать непростые решения: инфляция угрожает росту и благосостоянию людей в будущем, но ужесточение политики может несколько затормозить восстановление экономики уже сегодня. При этом всплеск инфляции имеет разную природу в разных странах: в одних его можно считать временным эффектом, который можно просто переждать. В других странах, где (как, например, у нас) выросли инфляционные ожидания,  отсутствие реакции центрального банка однозначно приведет к раскручиванию инфляционной спирали, а вот эффект от мягкой политики на рост уже практически исчерпан.

Тревога по поводу инфляции усиливается тревогой о более быстром ужесточении глобальных финансовых условий. Проводимая долгие годы сверхмягкая политика центробанков ведущих стран подходит к своему пределу. И если ускорение инфляции будет не краткосрочным, а продолжительным, центральным банкам придется реагировать. Ужесточение их политики приведет к оттоку капитала с развивающихся рынков. Возрастающая волатильность, конечно, повлияет на экономику.

Изменения на рынке труда дополнительно подхлестывают инфляцию, причем это, похоже, не временный фактор.

Ускоренное развитие цифровых услуг, удаленной работы, онлайн-торговли — все это привело к тому, что спрос на одни профессии снижается, а на другие — растет. Поэтому возросшая в период кризиса безработица может носить структурный характер: дефицит рабочей силы в одних секторах может сопровождаться большим уровнем безработицы в других. И даже при уровнях безработицы вблизи допандемических это может вызывать инфляционное давление.

Что это означает для нашей денежно-кредитной политики?

Первое. Россия в авангарде стран, где экономика восстанавливается быстро, она уже практически достигла докризисного уровня. Также Россия — одна из первых стран, которые начали ужесточать денежно-кредитную политику. Экономика у нас приближается к потенциалу. И сохранение мягкой денежно-кредитной политики уже не помогало бы росту, а стимулировало бы лишь формирование пузырей. Рост инфляции — и глобальной, и обусловленной внутренними, достаточно устойчивыми факторами, — требует от нас твердости в возвращении инфляции к цели.

Второе. В том, как быстро восстановилась российская экономика, есть значительный вклад денежно-кредитной политики. И речь не только и, может быть, не столько о снижении ставки весной прошлого года. Главное — это результат инфляционного таргетирования в течение последних лет. Мы смогли проводить контрциклическую денежно-кредитную политику и в кризис помогать экономике, а не бороться с резко возросшими инфляционными рисками, как это бывало раньше, только потому, что сохраняли инфляцию вблизи цели достаточно долгое время. И это дает нам дополнительную уверенность в выбранном пути и в том, что инструментарий нашей политики позволяет достигать цели в самых разных обстоятельствах.

Третье. Изменения в экономике, в ожиданиях и поведении людей и бизнеса могут требовать подстройки всех видов политики центрального банка, в том числе и денежно-кредитной. Большинство центральных банков, в первую очередь тех, кто следует политике таргетирования инфляции, в связи с этим периодически проводят глубинный анализ своих целей и своих инструментов. То, что обычно называют monetary policy review, или по-русски обзор денежно-кредитной политики.

В этом году такую процедуру хотим провести и мы. Таргетированию инфляции 5 лет. За это время мы уже достаточно долго удерживали инфляцию у цели. У финансового сектора и во многом у общества и бизнеса улучшилось понимание того, как это работает.

Инфляционные ожидания профессионалов рынка заякорены на долгосрочную перспективу, и, что важно, это отражается в долгосрочных ставках. Некоторые параметры политики были связаны с тем, что мы вводили таргетирование инфляции на этапе дезинфляции, когда проводили политику по снижению инфляции с высоких уровней. И, к примеру, мы определили нашу цель как точечную, чтобы заякорить на ней инфляционные ожидания. Мы опасались давать диапазон, чтобы инфляционные ожидания не застыли на его верхней границе.

Величина цели, на наш взгляд, соответствовала уровню развития рынка, но он несколько изменился за это время.

Выбранная нами операционная процедура также соответствовала структуре рынка, и надо сейчас понять, не поменялась ли эта структура так, что потребует  некоторых изменений и наша  процедура. Эти и некоторые другие вопросы мы и хотели бы исследовать в рамках обзора. Мы планируем проводить эту работу комплексно. Сначала провести научную и аналитическую работу силами наших исследовательских подразделений, которые должны протестировать конкретные гипотезы. На втором этапе мы планируем проведение консультаций с обществом, включая представителей финансового рынка, компаний, независимых аналитиков, исследователей.

Теперь о вызовах для экономики в более широком контексте.

Экономика практически уже вернулась к докризисному уровню. Сейчас главный вопрос: каким будет постпандемический рост, за счет чего мы сможем  расти больше чем на 1,5–2% в год (так до пандемии мы оценивали потенциальные темпы роста).

На наш взгляд, денежно-кредитная политика, возвращая инфляцию к цели, будет отвечать долгосрочным целям развития.

Да, денежно-кредитная политика не влияет на потенциал экономики, но она создает условия как раз для инвестиций, которые будут повышать производительность труда и перемещать ресурсы в отрасли, за которыми будущее.

Главное завоевание режима таргетирования инфляции — это то, что нам удалось добиться снижения так называемой инфляционной премии и, соответственно, уровня долгосрочных процентных ставок, расширения доступности долгосрочного финансирования. Именно умеренный уровень долгосрочных ставок (а не наша ключевая ставка как таковая) играет решающую роль для инвестиционных планов бизнеса.

Очень важно сейчас не упустить импульс изменений — поддерживать цифровизацию и вместе с ней повышение производительности труда,  снижение издержек компаний. Правительство запустило крупные инфраструктурные проекты, которые должны создать новые возможности для бизнеса для реализации действительно эффективных проектов.

Это очень важно и на фоне энергоперехода, который неизбежно будет происходить. И он потребует больших инвестиций, развития новых «зеленых», более дорогих технологий. И применяемые разными странами меры регулирования, включая налоговые, будут влиять на стоимость российского экспорта.

Глобальный переход к «зеленой» экономике может снизить экспортный потенциал части российских производств, но повысить потенциал других. И здесь также важно не упустить момент в переориентации экономики. И, соответственно, переориентации финансового сектора.

Помимо вызовов для будущего роста, мы должны сейчас быть особенно внимательными к рискам финансовой стабильности. В пандемию они усилились.

         Мы знаем, что многие страны и компании накопили непомерные долги. И при низких ставках обслуживать их было несложно. Но рост ставок может принципиально поменять ситуацию. Отдельные страны и глобальная экономика в целом могут столкнуться с новыми финансовыми проблемами, волной банкротств,  ростом волатильности рынков.

Повлиять на эти процессы мы не можем, но можем минимизировать последствия для российской экономики, снизить ее уязвимость к возможным глобальным катаклизмам. И первое и главное здесь: не накапливать внутренние дисбалансы, предотвращать формирование пузырей.

В банковском секторе мы сейчас особенно внимательно смотрим за розничным кредитованием и ипотекой.

Рост по ипотеке, по нашим оценкам, по итогам года может превысить 20%. Мягкая денежно-кредитная политика и льготная ипотечная программа Правительства разогрели этот рынок.

Поэтому для поддержания высоких стандартов качества ипотечных кредитов  мы с 1 августа повышаем надбавки по ипотечным кредитам с первоначальным взносом от 15 до 20%, повышаем их до доковидного уровня.

Опасность перегрева в потребительском кредитовании также реальна. В этом году, по нашей оценке, рост может достичь 20%, а доходы людей восстанавливаются не так быстро. И если не принимать мер, мы можем получить и социальные риски, и риски финансовой стабильности. Поэтому мы снова вводим в действие макропруденциальные меры — мы возвращаем на допандемический уровень надбавки к коэффициентам риска. И я хочу сказать, если рост в этом сегменте не замедлится, мы будем увеличивать надбавки.

Еще одна тема, связанная с ограничением рисков для розничных заемщиков, для наших граждан, — как регулировать кредитование по плавающим ставкам.

И если для корпоративного кредитования плавающая ставка — это нормальный инструмент, то для розничного кредитования это может быть рискованный путь. Люди, в отличие от бизнеса, не всегда могут оценить свои будущие риски и соглашаются на кредит по ставке, которая может вырасти. И особенно в ипотеке — в самом крупном кредите, который люди берут за свою жизнь, и самом ответственном: не выплатив ипотеку, можно потерять жилье.

Два месяца назад мы опубликовали консультативный доклад по плавающим ставкам, обсуждали его с рынком.

И вот к каким выводам по итогам этого обсуждения мы пришли.

Полный запрет плавающих ставок — не лучшее решение, потому что снижает возможности расширения кредитования. Особенно на фоне того, что у банков все больше краткосрочных пассивов и все больше долгосрочных активов. Плавающие ставки действительно помогают снизить этот дисбаланс. Хотя я хотела бы особо отметить, что банкам все равно в первую очередь нужно наращивать долю долгосрочного фондирования, например через облигации.

Но! Без ограничений плавающая ставка, по нашему мнению,  должна быть доступна только «квалифицированным» заемщикам — наиболее обеспеченным гражданам, которые  в состоянии хорошо понимать свои риски при кредитовании на очень крупные суммы.  

Небольшие кредиты, напротив, должны предоставляться на  очень понятных условиях, и, на наш взгляд, здесь плавающие ставки должны быть запрещены. Для подавляющего большинства кредитов (в том числе ипотечных) кредитование по плавающей ставке должно быть доступно, но с ограничением диапазона, на котором может меняться ставка или может меняться срок по кредиту. Допустим, это не больше одной трети ставки или не больше четверти срока кредита. Но эти параметры еще нужно дополнительно обсуждать.

Люди смогут тогда просчитать свои риски при разных вариантах развития событий и принять взвешенное решение.  Ограничения (кэпы), которые определят, что будет считаться небольшим кредитом, на наш взгляд, нужно устанавливать с учетом региональных особенностей, это тоже требует дополнительного обсуждения.

Теперь от текущих рисков — к трендам в самом финансовом секторе.

Цифровизация в финансах — даже еще более мощный тренд, чем может быть для экономики в целом. Финансовый сектор, по сути,  давно поставил себе на службу новые технологии. Самая мощная бизнес-модель — экосистема  —  как раз является плодом слияния технологий и финансов. Сила экосистем такова, что они влияют уже не только на развитие финансового сектора и конкуренцию в нем, но и на реальную экономику, кардинально меняя поведение потребителей, каналы дистрибуции, условия работы для поставщиков нефинансовых сервисов.

Экосистемы — это и большое удобство для потребителей, но и новые вызовы для регулирования. Нам важно и не помешать экосистемам развиваться, но и не пустить все на самотек. Потому что есть риски для конкуренции и потенциально еще большее увеличение доли государства в финансовом секторе.

Мы на прошлой неделе опубликовали консультативный доклад о регулировании экосистем с участием банков и начинаем его обсуждение.

Главное, что мы сейчас считаем важным сделать, — это контролировать риск банков как центров формирующихся экосистем в связи с ростом вложений в нефинансовые активы, так как, вероятно, не все эти инвестиции будут успешными и часть из них может обесцениться, и это может создать риски для кредиторов и вкладчиков. Своим регулированием мы планируем захватить и другие непрофильные активы кредитных организаций. По нашим оценкам, общий объем таких  иммобилизованных активов, которые не имеют требований по возвратности и часто являются ограниченно ликвидными, составляет уже более 2 трлн рублей. При этом они покрыты регуляторным капиталом банков только на 15%. 

Еще раз подчеркну: мы не хотим ограничивать развитие рынка, снижать конкурентоспособность российских экосистем и тормозить внедрение инноваций. Наоборот.  Экосистемный бизнес, на наш взгляд, банки если развивают, то должны это делать за счет акционеров, а не за счет вкладчиков и кредиторов.

Мы понимаем, что и в других секторах финансового рынка должны быть созданы условия для того, чтобы клиентам предлагались комплексные решения. Мы многие годы работали над устранением регуляторного арбитража, внедрением риск-ориентированного подхода, повышали требования к финансовой устойчивости, и сейчас мы считаем, что можем уже реально переходить к регулированию по видам деятельности.

Этот подход предполагает, что основные регуляторные требования будут предъявляться не к юридическому лицу, а к осуществляемой им деятельности.

Каких услуг это коснется в первую очередь? Платежные услуги смогут оказывать нефинансовые и некредитные финансовые организации. На наш взгляд, можно совмещать деятельность негосударственных пенсионных фондов и страховщика жизни. Банки, брокеры, страховщики, негосударственные пенсионные фонды и микрофинансовые организации должны получить равные возможности по совмещению своей деятельности с деятельностью по управлению активами и инвестиционному консультированию.

И мы собираемся в ближайшие недели выпустить консультативный доклад для обсуждения,  где эти и другие предложения будут изложены более подробно.

О тренде, связанном с энергетическим переходом, «зеленой» экономикой и финансами, я уже говорила. Потребует переориентации работа финансового сектора.

И последний тренд на финансовом рынке, который я упомяну сегодня и который требует нашего регуляторного ответа, — это изменение поведения потребителей финансовых услуг.

Во время пандемии люди более активно стали вкладывать сбережения в рыночные инструменты — акции и облигации, а не депозиты. Это хорошо для развития национального фондового рынка, для обеспечения финансами инвестиционных проектов, для формирования источников длинных денег. Но нужно обеспечить безопасность людей на фондовом рынке, чтобы риск, который они на себя принимали, был адекватен их знаниям и потребностям.

К сожалению, финансовые организации регулярно злоупотребляют доверием клиентов. Поэтому нам приходится постоянно ужесточать требования к продуктам, продажам, обслуживанию.

Рынок недоволен нашей политикой, потому что считает, что мы также блокируем и внедрение хороших продуктов.

Мы сами тоже не слишком счастливы от того, что приходится постоянно закручивать гайки, потому что так мы просто бьем по хвостам. Только в последнюю сессию Госдумы было принято 12 законов, связанных с защитой прав потребителей финансовых услуг. И это ненормально, что у нас нет сейчас другого пути, кроме такого постоянного наращивания контролирующих полномочий. 

Поскольку надежды на саморегулирование не велики, мы считаем правильным двигаться в сторону более системной работы по ограничению рисков для клиентов.

Нам хотелось бы, что называется, договориться с рынком о базовых принципах.

Первый из них — управление жизненным циклом продукта, product governance. Эту тему на МФК мы обсуждали вчера. Сейчас мы готовим консультативный доклад, который будет опубликован для обсуждения с финансовым сообществом в ближайшее время.

Идея такого управления, product governance, в том, что компания перед тем, как вывести на рынок новый продукт или услугу, должна будет определить целевую аудиторию, потребности целевой аудитории, ее риски для клиентов, протестировать продукт перед запуском.

Второй фундаментальный подход — оценка потребительской ценности финансового продукта. На наш взгляд, качественный финансовый продукт — это продукт, отвечающий разумным ожиданиям потребителя. Я уверена, что ориентация участников рынка на потребительскую ценность продукта будет способствовать здоровой конкуренции на рынке.

К сожалению, не все представленные сегодня на рынке финансовые продукты отвечают критерию потребительской ценности.

В качестве примера возьмем недавнее страхование дольщиков, да и в целом страхование.

По данным за 2020 год уровень выплат (отношение выплат к начисленным премиям) по отдельным видам страхования критически низкий: в страховании жизни и здоровья для ипотечных заемщиков показатель 10%; для людей, взявших автокредит или потребительский кредит, не больше 5%. Крайне низкий уровень выплат также наблюдается в страховании банковских карт и мобильной техники — 4 и 1% соответственно. Мы посмотрели примеры в других странах — там уровень выплат в разы выше.

Возникает вопрос: зачем вообще нужны такие страховки, зачем люди за них должны платить? Мы, конечно, понимаем, что уровень выплат — не единственный критерий потребительской ценности. Но все же это индикатор того, что не все здесь в порядке.

Что мы будем делать?

Для начала мы хотели бы усилить требования к раскрытию информации. По тем же страховкам — условия получения страховой выплаты, по гибридным вкладам, структурным продуктам — условия получения доходности и так далее.

В нашем регулировании мы обозначим ориентиры. Первое — соответствие реальных условий продукта ожиданиям клиента. Например, по страховому возмещению это соответствие страхового случая тем жизненным ситуациям, которые реально возникают на практике. Второе — мы не собираемся допускать чрезмерной сложности в оформлении документов для клиента. Третье — получение страховых выплат или дохода должно быть простым и удобным.

Мы рассчитываем на то, что сам финансовый сектор будет выстраивать долгосрочные доверительные отношения с потребителями и будет в реальности, а не на словах клиентоориентированным.

Финансовый рынок — это все-таки доверие. И мы видим, как отношения доверия банков и клиентов помогли экономике, людям во время пандемии.

И в заключение я хотела бы сказать, что пандемия показала в целом финансовый сектор с хорошей стороны. Масштабные реструктуризации, расширение кредитования и доступности финансовых услуг, сохранение устойчивости финансовых институтов — это серьезные достижения. Это показывает, что и будущие вызовы, какими бы они ни были, для нас посильны. 

Я надеюсь, что мы вместе, в диалоге, сможем найти ответы на те вызовы, которые пандемия и постпандемическое восстановление, развитие создают для финансовой системы. Финансовая индустрия будет развиваться таким образом, чтобы поддерживать благосостояние граждан и рост национальной экономики.

Спасибо за внимание!