Выступление Эльвиры Набиуллиной на встрече Ассоциации банков России

Добрый день, уважаемые коллеги!

Я рада вас приветствовать на ежегодной встрече Ассоциации банков России. Традиционно на этих февральских встречах мы подводим итоги ушедшего года и обозначаем приоритеты на ближайшее будущее.

Сейчас мы — экономика, общество — находимся в стадии возвращения системы к нормальному функционированию. Это означает, что мы должны и можем уже оценить, в какой ситуации находится банковская система после такого сложного года, ее устойчивость, возможно, скрытые риски и какие мы видим вызовы и перспективы. И другой аспект текущего момента — мы от антикризисного режима возвращаемся к решению задач, некоторые из которых были отложены на этот сложный период, и мы должны понимать, в каком темпе, как мы вместе с вами будем решать эти отложенные задачи.

Как раз этим темам — итогам, рискам, приоритетам — я и хочу посвятить сегодняшнее выступление.

Начну с итогов года. Анатолий Геннадьевич (Аксаков. — Ред.) уже произнес это слово — достойный.

Я тоже считаю, что банковская система достойно прошла прошлый год. Речь идет не только о том, что сама банковская система сохранила устойчивость, но и то, что она выполнила свою миссию — оказала существенную поддержку экономике, реструктурируя кредиты, выдавая новые кредиты. Так, например, цифры уже известны, но я повторю.

Рост корпоративных кредитов составил в прошлом году 10%, это почти в два раза выше, чем в 2019 году до пандемии. Кредиты малому бизнесу выросли на 20%. Пиковые выдачи пришлись на весну, когда бизнес остро нуждался в финансовых ресурсах, когда у него упала выручка и кредиты были во многом способом поддержать и заработные платы, и платить за аренду, и так далее. Поэтому банковская система смогла и весной ответить на этот вызов. Конечно, большую роль сыграли программы льготные, программы Правительства. Мы видим, ипотека сильно росла в прошлом году, еще поговорю про нее, более чем на 20%. Здесь сказались и льготные программы ипотеки, и, конечно, снижение ставок в экономике в целом.

Потребительские кредиты, которые у нас вызывали озабоченность до пандемии, на наш взгляд, росли в прошлом году умеренно (около +9%) — и здесь банки были благоразумны и консервативны в оценке рисков заемщиков, но и сами заемщики тоже не стремились в условиях неопределенности брать на себя новые обязательства.

Реструктуризации кредитов стали одним из основных каналов поддержки экономики со стороны финансовой системы. И мы видим, что эти реструктуризации на фоне накопленного в предыдущие периоды запаса прочности, защищают банковскую систему от того, чтобы кризис прошлого года не стал проблемой для финансовой системы в будущем.

Пик реструктуризаций, на наш взгляд, уже прошел, и с начала пандемии банки реструктурировали приблизительно 10% своего кредитного портфеля, что немало. По оценкам самих банков, до трети реструктурированных кредитов могут стать проблемными. Называют 20–30%. Это будет означать, что проблемными могут стать 2–3% всего кредитного портфеля, и банкам придется досоздавать по ним резервы. На наш взгляд, это не приведет к появлению каких-то системных рисков, так как и процесс признания убытков будет постепенным. По итогам прошлого кризисного периода это как минимум занимает года два, то есть это в любом случае не одномоментное создание резервов, и у большинства банков доходы позволяют создать резервы без необходимости тратить капитал. Запас капитала также в секторе значительный — он сохраняется на уровне около 6 трлн рублей, то есть это в три раза перекрывает потенциальный объем дорезервирования по реструктурированным кредитам. То есть с точки зрения в целом банковской системы мы здесь проблем не видим. Есть, конечно, неравномерность и со стороны распределения капитала и доходов, и со стороны того, как будут формироваться проблемные кредиты на балансах банков. Поэтому для отдельных банков это требует особого внимания.

Банк России, Анатолий Геннадьевич тоже об этом сказал, в прошлом году принимал регуляторные послабления, чтобы дать банкам возможность быстро перестроиться на работу в кризисных условиях и, главное, чтобы банки, перестраиваясь, могли поддержать своих клиентов. При этом мы посмотрели, какие послабления давались в других странах. Надо сказать, что в России эти послабления были гораздо шире, чем во многих других странах. Но здесь очень важно понимать все опасения, которые банковское сообщество высказывает по выходу из послаблений, но с самого начала [мы] говорили, что послабления временные, и надо вовремя из них выйти, чтобы внутри банковской системы не начали формироваться скрытые проблемы. Скрытые проблемы как раз и могут стать источниками в будущем системных рисков, поэтому мы не должны этого допускать.

В текущей ситуации, если мы посмотрим на потенциальный объем проблем с реструктурированными кредитами, я уже об этом сказала, и на доходы банков — прибыль оказалась ниже 2019 года по банковской системе на 6%, то противопоказаний для сворачивания антикризисных мер нет. И, на наш взгляд, выход по реструктурированным кредитам из регуляторных послаблений должен произойти в ранее объявленный срок — 1 июля. Может быть, с единственной оговоркой: мы готовы посмотреть на реструктурированные кредиты малому и среднему бизнесу в тех случаях, когда в регионах продолжают еще действовать ограничения на деятельность таких малых и средних компаний. Но мы должны будем весной эту ситуацию проанализировать. Это единственная оговорка, требующая анализа. Тем не менее, на наш взгляд, банковская система готова к выходу из таких регуляторных послаблений.

Одновременно мы понимаем, что, несмотря на восстановительный тренд, отголоски коронавируса будут сопровождать и экономику, и банки еще какое-то время. Поэтому, чтобы банки могли продолжать кредитование, мы собираемся с 1 июля частично распустить буфер по необеспеченным кредитам. Конкретный объем распускаемого буфера будет определен в ближайшие месяцы, после того как мы уточним оценку потерь по кредитам. Но наша предварительная оценка показывает, что в целом по банковской системе буфер может быть распущен на сумму больше 100 млрд рублей. Это значимая поддержка для банковской системы.

Но я бы хотела здесь обратить внимание на несколько аспектов. Первое — то, что роспуск буферов не означает сигнал для бездумного наращивания необеспеченного кредитования, а распускается именно для того, чтобы облегчить банкам признание потерь в тот момент, когда они выходят из регуляторных послаблений. Мы будем при этом отслеживать ситуацию на рынке необеспеченного потребкредитования, который активно восстанавливается. Мы видим, видимо, в январе цифры будут уже по восстановлению потребительского кредитования опережать восстановление доходов, и, если будут появляться признаки будущего перегрева, мы в этом году уже можем прийти к увеличению надбавок по вновь выдаваемым потребительским кредитам, чтобы не допустить неадекватного динамике доходов роста закредитованности граждан.

Я особо еще раз хотела бы подчеркнуть, что выбор в пользу роспуска буферов, а не продления послаблений — это принципиальный момент. Мы не так давно ввели в регулирование макропруденциальные буферы — это часть нашей контрциклической политики. Что это означает? Что эти буферы капитала накапливаются в благополучные периоды и распускаются в кризисные. И сейчас именно такая ситуация. В отличие от послаблений макропруденциальная политика не позволяет маскировать проблемы, но дает больше комфорта банкам.

Вторая тема, которой я хотела коснуться, касается того, что мы хотим вернуться к плану сворачивания безотзывных кредитных линий для системно значимых банков. Мы эту политику провозглашали до пандемии, но весной прошлого года на фоне всей этой рыночной турбулентности мы временно смягчили режим соблюдения норматива краткосрочной ликвидности для системно значимых банков и повысили доступность безотзывных кредитных линий, которые представляет Банк России, отложив сворачивание этого инструмента. Сейчас мы видим, что банки уже имеют гораздо больше возможностей управлять риском ликвидности, и на рынке достаточно высоколиквидных активов. Вообще такие линии вводятся, когда на рынке в целом есть недостаток высоколиквидных активов, в том числе когда вот у нас проблема была с низким государственным долгом, у нас сейчас государственный долг низкий, но на рынке уже достаточно много высоколиквидных активов.

И сейчас мы возвращаемся к планам постепенного повышения стоимости безотзывных кредитных линий, но более постепенному, чем мы предполагали до пандемии. Плата в размере 0,15% по линиям, открываемым с 1 апреля 2021 года, будет действовать до 1 октября (раньше планировалось повышение с 1 апреля). После этой даты плата за пользование этой линией вырастет до 0,5%. И индивидуальный лимит для системно значимых банков в ближайший год мы сократим не на 30%, как ранее планировали, а на 15%.

Дальше я хотела бы коснуться темы льготной ипотеки. Вы знаете, есть поручение президента по тому, чтобы сделать предложения, как будут действовать льготные программы в следующий период, до 2024 года. Я хотела бы здесь сказать о нашем видении.

Мы считаем, что льготная ипотека как антикризисная мера была очень эффективной, но ее надо вовремя сворачивать именно как антикризисную меру. При этом на период постепенного выхода из этой антикризисной меры, на наш взгляд, она может действовать прежде всего в тех регионах, где есть недостаток предложения, где не так выросли цены, потому что в значительном числе регионов уже рост цен перекрыл позитивный эффект от снижения процентных ставок по ипотеке. Поэтому, на наш взгляд, она должна быть более таргетирована для того, чтобы реально работала на повышение доступности жилья для людей и не приводила к перегреву на рынке жилья.

Что касается постоянно действующих льготных программ — они должны быть, они у нас были до пандемии — на наш взгляд, есть потенциал расширения таких льготных программ постоянного действия, не антикризисных, а именно постоянных. Они могут быть и регионального характера — поддержка программ в тех регионах, где для строителей это не так выгодно строить, проекты низкомаржинальные, и требуется выбор таких регионов, где могли бы быть постоянные меры поддержки строительства либо через ипотеку, либо через какие-то другие механизмы. И второй аспект — это социальные программы. Мы видим, например, что программа льготная для молодых семей — она не очень востребована, не очень большие суммы идут, и, на наш взгляд, можно было бы здесь критерии поддержки расширить, в том числе в целом для молодых семей, а субсидирование ставок, например, делать в зависимости от количества детей. То есть такая более широкая программа в целом по молодым семьям, молодым специалистам, сельская ипотека — те программы, которые могут быть постоянные льготные.

Безусловно, мы будем все это обсуждать вместе с Правительством, вместе с банковским сообществом, тоже вас призываем высказать свою позицию. Для многих банков ипотечное кредитование — это одна из основных составляющих вашей бизнес-модели.

Теперь о регулировании. Те решения, которые мы принимали, — обращается внимание в основном на регуляторные послабления — среди этих регуляторных изменений были временные регуляторные послабления, из которых мы будем выходить, но в 2020 году мы принимали и системные регуляторные изменения. И эти системные регуляторные изменения также привели во многом к высвобождению капитала для банков. Речь идет прежде всего о том, что мы внедряли новые подходы, которые позволили снизить нагрузку на капитал по кредитам с низкими рисками: это заемщики инвесткласса при введении новых стандартизированных подходов, ипотека с достаточным первоначальным взносом, потребкредиты для заемщиков с низким ПДН, а также по приоритетным направлениям, таким как кредитование МСП и проектного финансирования. По нашей оценке, суммарно эти решения высвободили в прошлом году капитал на сумму 1 трлн рублей, что по сути дела эквивалентно возможности расширения кредитования на 10 трлн рублей. И вот эти системные меры — они не будут сворачиваться, они будут действовать и дальше. То есть планка в целом возможности банковского сектора кредитовать экономику выросла вот на эту сумму, до 10 трлн рублей. Поэтому у банков есть возможность наращивать дальше кредитование, это очень важно на стадии восстановления экономики.

Теперь о вызовах ближайшего будущего и о более долгосрочных вызовах.

По большому счету все вызовы для банковской системы не новые, но пандемия, на наш взгляд, приблизила момент, когда мы должны дать на них адекватный ответ.

Усиление конкуренции — мы это обсуждали на многих наших встречах — и, конечно, усиление конкуренции на фоне низких ставок давят на банковскую маржу и ставят под сомнение для многих банков существовавшие бизнес-модели до этой ситуации. И если в 2020 году банковская маржа сократилась несильно, по нашим оценкам, всего на 20 базисных пунктов, то есть осталась приблизительно такой, какой была до кризиса, то в дальнейшем снижение может быть более сильным из-за факторов развития конкуренции, новых моделей развития бизнеса и крупными банками, и в условиях достаточно низких процентных ставок. Тему бизнес-моделей, которые были бы устойчивы в долгосрочной перспективе, мы действительно с вами обсуждали на многих встречах. Чтобы зарабатывать, нужно постоянное развитие сервисов, технологий и продуктов. Также банки могли бы увеличивать эффективность и конкурентные позиции через консолидацию банков — правда, пока такие примеры немногочисленны.

Пока явное движение в сторону новых бизнес-моделей мы видим со стороны небольшого числа крупных игроков, создающих экосистемы. Надо сказать, что экосистемы, безусловно, привлекательны для клиентов, дают возможность получать в одной среде, одном приложении почти все, что нужно человеку каждый день. Но мы понимаем, что экосистемы таят и свои риски: банки инвестируют средства вкладчиков в новые бизнесы, в свою экспансию. Отдача от этих бизнесов может быть и меньше, и позднее, чем ожидает банк, который находится в центре экосистемы и финансирует ее развитие. И мы должны защищать интересы вкладчиков и инвесторов, все-таки человек вправе рассчитывать, что если он принес деньги в банк, то не его проблема, насколько прибылен будет бизнес онлайн-кинотеатра или даже сети онлайн-кинотеатров, которым его банк владеет. Другой вызов со стороны экосистем — это возможности для злоупотребления доминирующим положением, причем не только на рынке финансовом. И это может сказаться и на развитии нескольких секторов, и в конечном счете — на цене, качестве продуктов для конечных потребителей. Поэтому мы уже давно ставили эту проблему, начинаем вырабатывать подходы к регулированию экосистем, будем обсуждать с вами, Анатолий Геннадьевич тоже об этом сказал.

В этом году мы планируем опубликовать консультативный доклад о регулировании банков, развивающих экосистемы, который станет первым шагом к началу совместной работы с рынком по выработке подходов к регулированию экосистем.

Но надо сказать, что не только крупные банки ищут новые бизнес-модели, уходя во многом в экосистемы, но и банки поменьше размером ищут свои ниши, разрабатывают новые продукты, активно внедряют новые технологии. Но, к сожалению, мы видим — и здесь я вынуждена перейти к проблемной части нашего разговора — но мы видим, что часть рынка, увы, пытается найти возможность, видя, что бизнес-модель предыдущая уже не работает, инвестировать не в будущее — собственники, может быть, не берут на себя эти риски, и поэтому банки не инвестируют в свое будущее, в своего клиента, но пытаются, безусловно, заработать больше.

Есть примеры банков, к сожалению, их немало, которые пытаются увеличить доходы за счет недобросовестных практик, используя разного рода хищнические схемы или мисселинг.

Были и такие, кто ударился, что называется, во все тяжкие и занялся нелегальными операциями, как, например, оказание услуг онлайн-казино — мы в прошлом году отзывали лицензии у банков, для которых это стало основным бизнесом. Поэтому мы за этим будем следить, за нелегальными операциями тоже.

Но сегодня я вынуждена подробно остановиться на этой теме недобросовестных практик. Я хочу, чтобы вы знали, что мы не просто видим негативные практики, но будем на них реагировать. И если банковское сообщество само окажется не в силах справиться с соблазном скатиться в опасные для потребителей практики, наша реакция будет адекватной.

Первая проблема, которая нас беспокоит, я уже об этом говорила — мисселинг и навязывание услуг. Мы считали, что банковское сообщество заинтересовано в том, чтобы люди не покидали финансовый рынок, их деньги оставались внутри финансовой системы. И что банки смогут договориться о правилах продаж, перестанут ради одного договора предлагать клиенту такой продукт, который его разочарует, вводить в заблуждение относительно цены продукта, прятать дополнительные услуги.

Еще два года назад ассоциации участников финансового рынка совместно подготовили стандарты продаж. В итоге к этим стандартам присоединилось всего 20 банков. И даже они их не соблюдают. Вы помните, у нас было несколько разговоров на эту тему, что, если это не будет сделано самим обществом (банковским. — Ред.), мы все-таки будем просить законодателя принять соответствующее регулирование.

К сожалению, за тем негативным эпизодом, который мы тоже обсуждали, с продажами через банки полисов ИСЖ последовали продажи сложных структурных продуктов. То есть даже такой показательный эпизод, как ИСЖ, не повлиял на негативные практики в агентских продажах банков.

Это вынудило нас обратиться к законодателю за полномочиями устанавливать правила продаж через наше регулирование. По сложным структурным продуктам мы выступаем за определенные запреты, Анатолий Геннадьевич тоже об этом уже сказал, и Николай Андреевич (Журавлев. — Ред.), мы как раз обсуждали на площадке Совета Федерации, что такое законодательство было необходимо ввести.

Вторая проблема — это высокие скрытые комиссии по потребкредитам.

В условиях низких ставок банки, увы, тоже ищут не лучшие способы увеличить процентный доход. Некоторые банки «прячут» реальную цену кредита в страховые премии и комиссии. Их величина может достигать до 50% от стоимости кредита. Люди часто не понимают, во сколько им реально обойдется кредит. Поэтому мы предлагаем новый подход к расчету ПСК, надеемся, что тоже получим поддержку законодателей. Новый подход предполагает включение в расчет всех дополнительных услуг и страховок, согласие на которые дал заемщик. Это даст полную информацию клиенту. Кроме того, так как по кредитам с высокой ПСК выше требования покрытия капиталом, банки будут менее заинтересованы в выдаче таких дорогих кредитов.

Третья тема — плавающие ставки по кредитам физическим лицам.

Банки заинтересованы в том, чтобы эффективно управлять своим процентным риском. И на самом деле мы приветствуем, что банки внимательно смотрят за процентным риском. Это тот риск, который нельзя недоучитывать. Но тем не менее перекладывать эти риски на заемщиков — физических лиц полностью, мы считаем, что это было бы неправильным, особенно по долгосрочным кредитам. Как и в случае с валютной ипотекой — а вы помните, мы проходили через кризис с валютной ипотекой, — люди могут не понимать, когда они выбирают продукт с плавающей ставкой, а первоначальная ставка может быть ниже, что они на себя берут серьезные риски стоимости кредита из-за изменения рыночных условий, повышения ставки. Здесь не хотелось бы повторять ту же историю, которая была у нас с валютной ипотекой. На наш взгляд, это также требует регулирования.

Сейчас мы внимательно изучаем международный опыт регулирования плавающих ставок, он разнообразный — там и запреты, и какие-то пределы по «плаванию». И нам нужно вводить это регулирование в законодательство.

Подводя итог этой части выступления, мне хотелось бы сказать, что мы, конечно, ничего хорошего не видим в том, что нужно постоянно вводить новые ограничения. Это в общем не является нашей политикой — постоянно вводить новые ограничения. Но наш финансовый рынок не на том этапе развития, чтобы жить по законам Дикого Запада. Мы будем нуждаться в таких прямых ограничениях постоянно, пока не появится полноценное саморегулирование в банковском секторе. И хуже всего то, что мы вынуждены с вами постоянно играть в кошки-мышки. Банки придумывают новую «относительно легальную» схему, мы ее ликвидируем — будут появляться новые разочарованные клиенты. Это в конечном итоге будет выбивать почву из-под ног в финансовом секторе, разрушать доверие, на котором строится финансовый рынок в целом. Я надеюсь, что эта проблема саморегулирования, когда банковское сообщество в состоянии цивилизованно договариваться, само вырабатывать правила и следить за их выполнением, найдет отражение в работе Ассоциации в этом году. На мой взгляд, уровень развития банков, банковской системы, финансового рынка, конечно, позволяет развивать саморегулирование на банковском рынке, которого нам недостает. Поэтому мы вынуждены вот таким вот путем ограничений и санкций действовать. На мой взгляд, это все же не долгосрочная тенденция, и мы должны подумать о том, чтобы институт саморегулирования каким-то образом постепенно развивать.

И в конце буквально несколько слов о масштабных, более долгосрочных приоритетах в регулировании, о вызовах. Здесь я рада, что наше видение совпадает как мы видим эти вызовы, связанные с цифровизацией, с появлением тематики «зеленой», «зеленого» финансирования и в целом устойчивого развития, киберриски. Это действительно долгосрочные проблемы, на которые мы должны ответить.

И, наверное, одна из самых обсуждаемых тем сегодня — это цифровой рубль.

Мы с самого начала, когда только начинали писать консультативный доклад на эту тему, понимали, что банки могут к этой идее относиться с опаской. Но цифровизация стремительно меняет весь рынок платежей во многих странах мира, меняется и характер потребительского поведения.

Работа над цифровыми валютами центральных банков — это общемировой тренд. Это не единичные банки на эту тему думают, не единичные страны, это общемировой тренд. Около 50 регуляторов в разных странах занимаются этим вопросом. Часть стран уже на стадии пилотных проектов. На наш взгляд, это неизбежно, что мы будем двигаться в этом направлении.

За время обсуждения консультативного доклада мы получили очень детальную обратную связь от банковского сообщества. Причем не только письменную, мы широко обсуждаем на разных площадках — площадках Ассоциации, Госдумы, Совета Федерации. И будем дальше обсуждать — эта тема, безусловно, требует погружения в нее и длительных, детальных обсуждений. Предварительные итоги, которые мы видим: большинство банков поддерживают розничную двухуровневую модель цифрового рубля, в которой клиентов обслуживают банки, открывая кошельки на платформе центрального банка и проводя операции. В ближайшее время мы подведем полный итог общественных консультаций. Затем разработаем более подробную концепцию цифрового рубля и в начале лета будем ее обсуждать с обществом, с участниками рынка, с банками. И следующий шаг — уже создание прототипа платформы, тестирование, ограниченные эксперименты и, конечно, будет необходимо вносить изменения в законодательство.

Второй приоритет — это тоже глобальный тренд, что и цифровая валюта, — ESG.

Мир все более внимателен к климатическим и экологическим рискам в целом. И приоритет будут получать те проекты, которые будут работать на благополучие будущих поколений. Мы заинтересованы в развитии инструментов «зеленого» финансирования, но при этом необходима и оценка реального уровня риска для инвесторов. Мы понимаем, что у многих российских компаний есть проблемы высокой углеродоемкости, нужно оценивать их риски и в контексте введения углеродных налогов в Европейском союзе и в других странах. Изменение стратегии глобальных инвесторов — они уже происходят. И сами банки также должны учитывать климатические риски своей деятельности. Это серьезный вызов для экономики, для финансовой системы и для регулятора. Нам нужно научиться правильно оценивать не те риски, которые были накоплены раньше. Мы с вами делаем дифференциацию оценки рисков в регулировании, основываясь на фактических данных, как эти риски реализовывались. Нам нужно оценивать риски будущего и моделировать эти риски будущего, строить эти стресс-сценарии. На наш взгляд, нельзя слепо снизить требования по «зеленым» инструментам, но нужно выработать подход, когда инвестор будет понимать, что проект действительно «зеленый», уровень его надежности и какие риски возникают и как они отличаются от так называемых «не зеленых» проектов. Это вопрос для нашей совместной работы.

Мы уже сделали определенные шаги в области большей информационной прозрачности. Это, наверное, первый шаг — раскрытие данных, раскрытие информации по «зеленым», социальным облигациям, которые комитеты должны представлять участникам рынка. Эти стандарты вступят в силу этой осенью. Также сейчас идет работа над правилами верификации финансовых ESG-инструментов.

Кибербезопасность, о которой сказал Анатолий Геннадьевич, тоже очень важная тема, и значимость ее будет увеличиваться, увеличиваться и увеличиваться. Вопрос информационной безопасности в условиях цифровизации, как основного тренда, который влияет на финансовую сферу. В целом тема операционных рисков, устойчивости к киберрискам, конечно, будет в центре нашего внимания. Мы будем здесь и развивать подход по оценке этих рисков, и вместе с вами работать, с тем чтобы банки были устойчивы к ним. И в том числе возможно создание совместных инфраструктурных решений на рыночной основе.

В завершение я хотела бы сказать, что, несмотря на проблемы, вызовы, которые важны для банков и регулятора, в прошлом году действительно банки, по нашей оценке, показали себя с лучшей стороны — и в том, что касается их собственной устойчивости, если хотите «огнеупорности» в момент встречи с кризисом, и в том, что касается поддержки клиентов. Кризис закончится, но оба этих компонента не потеряют своей значимости. Я очень надеюсь, что собственники банков сохранят ответственное отношение, которое они продемонстрировали в прошлом году, будут заботиться о будущем банков, выбирать, может быть, не всегда самый простой путь, но тот, который даст и банку долгосрочную устойчивость, и благополучие для клиентов, и развитие нашей экономики. А мы, безусловно, открыты к дискуссии и выработке общих подходов.

Спасибо за внимание!